В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке.

Мишина жена Мила приготовила дивный обед, показавшийся нам совершенно экстраординарным. Позднее мы узнали, что многие компоненты обеда были приготовлены из того, что в Москве называлось «полуфабрикаты» – прекрасные котлеты из фарша индюшки; быстро растворимое картофельное пюре и т. д. Клубника (в январе!), свежие помидоры, огурцы – чудо в разгар зимы! (Мы прилетели 28 января 1980-го года). Особенно невероятное на недавнем московском фоне. Впрочем, всё это никак не снижало кулинарного искусства хозяйки.

Человек быстро привыкает к хорошему, но всё же изобилие любых продуктов – мяса, рыбы, птицы, овощей и фруктов – в первое время производило на нас ошеломляющее впечатление. Вскоре после обеда мы упали без сил и проспали примерно до десяти утра следующего дня.

Миша был всегда удивительным другом, но теперь мы попали в новую обстановку, новую языковую среду, и его руководство нашими делами было бесценным.

На следующий день я позвонил Марине Яблонской-Марковой. Она и её муж – известный концертный скрипач-виртуоз Альберт Марков – уже знали о нашем прибытии. В тот же день, Марина, работавшая в оркестре Нью-Йоркской Сити-Оперы привезла мне прекрасный французский смычок, которым я мог пользоваться неограниченное время, пока не обрету собственных достойных смычков (из Москвы мне разрешили вывезти смычок, который мог стоить максимум 20 долларов – деревянный, а не фернамбуковый – не пригодный для профессиональной работы. На смычке «отыгрались», так как разрешили вывезти отличный современный инструмент работы Юрия Малиновского).

Марковы, как и Миша, приняли самое деятельное участие в нашем устройстве в Нью-Йорке.

Прежде всего, они пригласили меня принять участие в концерте Камерного оркестра через несколько дней. Этим оркестром руководил Альберт Марков. Концерт был организован в Линкольн Центре в «Аллис Талли Холл» Андреем Седых (владельцем газеты «Новое русское слово») для сбора средств в «Литературный фонд» – организации помощи старым русским литераторам. Заболевшего тенора Николая Гедда заменил Миша Райцин. Концерт прошёл с большим успехом. Ещё до концерта у касс я встретил отца Марины – Михаила Павловича Яблонского. Это он в 1942 году добыл для моей мамы и меня пропуск в Москву, чтобы мы могли вернуться из эвакуации.

Внезапно произошло что-то странное – мне показалось, что какая-то «машина времени» перенесла все знакомые лица из Москвы сюда, в фойе концертного зала. Я увидел моего соученика по школе, когда ему было 18 лет! Конечно, это был не он. Это был его сын. Другие лица казались виденными совсем недавно…

Михаил Павлович тут же выразил уверенность в том, что я, конечно, буду работать в Метрополитен-опера! Я смотрел на вещи здраво, и не строил себе никаких иллюзий в трудностях устройства на работу в Нью-Йорке. На станциях метро я видел целые взводы скрипачей. Только скрипачей! Вообще, публика в метро, или как это называется в Нью-Йорке – сабвее – сильно отличалась от московской, Прежде всего – полное отсутствие военных. В Москве их всегда было очень много и в метро и на улицах. Вторым впечатлением было большое количество музыкантов всех специальностей. Все куда-то спешили. Неужели все они работают? Всё-таки город не резиновый – где же взять работу для всего этого количества музыкантов?

Но пока что, стоя в фойе концертного зала, я сказал Михаилу Павловичу, что при таком количестве музыкантов хорошо бы устроиться хоть как-то, неважно где, и что он, как мне кажется, сильно идеализирует положение если думает, что меня ждут в Метрополитен-опера. Он же повторил с полной уверенностью, что именно там я и буду работать.

После концерта за кулисы пришёл Андрей Седых поблагодарить участников концерта. Я слышал его голос по радио в передачах «Голоса Америки» не один раз. Миша Райцин меня представил и я сказал, что знаю о нём давно и читал даже в Москве многие газеты «Новое русское слово», каким-то образом всё же попадавшие в Советский Союз. Он сказал, что не сомневается в том, что одним из нескольких подписчиков на его газету в Москве является КГБ. Я спросил его, не опасается ли он за свою жизнь? Ведь его газета публикует часто сенсационные материалы. На это он ответил: «Знаете, если они захотят, то «достанут» кого угодно и где угодно. А так… Я думаю, что им даже интересно и в какой-то мере полезно знать, что мы здесь пишем. Так что опасаться, в общем, нечего».

Почти все вновь приехавшие иммигранты в первые месяцы смотрели в окна в поисках какого-нибудь подозрительного человека. Всем казалось, что КГБ будет, конечно, наблюдать за ними и здесь и притом самым пристальным образом. Не могу понять, как подобная параноидальная идея может овладеть множеством людей, но я и сам часто открывал занавески в вечернее время на нашей первой квартире на первом этаже в поисках такого персонажа. Конечно я, как и все, никого и никогда не видел.