В борьбе за трон

– Хорошо! В тот самый день, когда падут головы Конде и короля Наваррского.

– Согласна! – сказала Екатерина тоном, как будто ей было трудно решиться на это; но в ее глазах искрилось злорадство.

Герцог Гиз, молча поклонившись, удалился.

– Глупец! – усмехнулась Екатерина, глядя ему вслед. – Кто борется со мною, тот не должен останавливаться перед убийством правительницы. Ты дрожишь за свой успех и тем отдаешься в мою власть. Головы Конде и короля Наваррского падут, но не раньше, как я завладею твоей головой.

На рассвете мятежники, под предводительством Ренодина, появились под стенами Амбуаза. Они беспрепятственно проникли в город, но, лишь только вошли, решетки опустились, и они очутились лицом к лицу перед мушкетерами, принудившими их сложить оружие. Гиз усилил укрепления с помощью войск, привлеченных в Амбуаз под видом мирных крестьян. Мятежники попались в ловушку, которую готовили королевскому двору. Ренодин пал с мечом в руке; его войска сдались после краткой, но отчаянной борьбы; та же участь постигла подоспевшие резервные войска. Вожаки были преданы колесованию или повешены, а герцога Людовика Бурбона Конде и короля Антуана Наваррского ради формы предали суду после того, как Гиз взял с короля Франциска слово, что помилования никому не будет.

Двор снова возвратился в Париж; вместе с ним и Екатерина Медичи вернулась снова в Лувр. В тот день, когда состоялся судебный приговор над Бурбонами, герцог Гиз сдержал свое обещание.

Екатерине доложили, что ее желает видеть паж герцога. Ее глаза засверкали от кровожадного удовольствия. В ее власти была первая жертва, мальчик, который расстроил ее убийство Клары Монтгомери, разоблачил ее заговор в Амбуазе и которому она была обязана тем, что Гиз торжествовал над нею.

Глава 20. Месть екатерины

I

Читатель осудит, пожалуй, герцога Гиза за то, что он так неблагодарно и коварно поступил с существом, которому обязан был победой, быть может, даже жизнью. Он предал это существо в жестокие, мстительные руки разъяренной женщины. Но раз он не решился обвинить королеву-мать в государственной измене и вступил с нею в переговоры, то должен был принести ей какую-нибудь жертву. Такой жертвой оказалось ничтожное существо, которому он был многим обязан; но вместе с тем он не сомневался, что Филли служила ему только в целях спасения своих господ. Филли тысячу раз охотно подвергала свою жизнь опасности, когда играла роль посредника в лагере мятежников, и знала тайну соучастия королевы-матери. Гиз должен был выдать этого пажа, если не решался довериться ему вполне; к тому же ловкость пажа, его хитрость, умение каким-то непонятным образом выведывать тайны королевы и находить способы подслушивать сквозь закрытые двери несколько пугали его. Герцог не был свободен от суеверия; паж, казалось ему, умел колдовать и даже находил противоядие против смертельных ядов Екатерины; быть может, он был даже домовой; тогда христианским долгом было бы сжечь его на костре как еретика. Собственное чувство не позволяло Гизу обвинить Филли, но он не задумался выдать его Екатерине.

Филли не подозревала, какая участь ждет ее. Она была свидетельницей того, как Гиз отдал приказ об освобождении Сэррея, Дадли и Брая; ее душа ликовала, и она была далека от подозрения, что человек, которому она спасла жизнь, предаст ее. Ничего не подозревая, она взяла записку, которую герцог поручил ей передать королеве-матери, и хотя ей было мучительно исполнить поручение, но противоречить она не посмела.

Екатерина сидела на диване и, когда Филли вошла, посмотрела на нее так насмешливо, так ехидно, как, вероятно, смотрит боа на жертву, которую готовится проглотить.

Филли почувствовала невыразимый страх; ее сердце билось и колени дрожали, когда она подошла ближе, чтобы передать письмо.

Екатерина нетерпеливо вскрыла его и при первых же строках ее лоб нахмурился: Гиз извещал ее, что Монтгомери скрылся; но последние строки умиротворили ее.

«Взамен возьмите пажа, – написал он, – мальчишка – колдун, вы найдете при нем некоторые яды».

– Скажи мне, мальчик, – начала Екатерина, пытливо глядя на Филли, – ты веришь в колдовство?

– Ваше величество, говорят, что опасно отрицать то, что установлено святой церковью.

– А, ты осторожен! Я тоже не верю в колдовство и убеждена, что хорошей железной цепью можно приковать самого дьявола, а тем более маленького домового, который в женском платье выпрыгнул из окна второго этажа в Лувре.

Филли побледнела и начала дрожать, когда Екатерина при этих словах позвонила.

Дверь отворилась, и на пороге появились два здоровенных парня, телохранители Екатерины. По данному знаку они связали Филли, раньше чем она успела опомниться от страха.

– Отведите его в застенок Лувра и привяжите к брускам! – крикнула королева. – Я приду после первой степени пытки.

Стражники потащили несчастную вниз по винтовой лестнице.

В застенке с нее сорвали одежду.

– Это девушка! – воскликнули они пораженные, между тем как Филли от страха и стыда проливала горькие слезы. – Горб у нее поддельный!.. Об этом нужно доложить королеве.