В бурном потоке

— Маленький чепец! Чепчик! Лейтенант Чепчик! Надо же… Но как бы он там ни звался, — главное, чтобы он замолвил за тебя словечко. А он непременно замолвит, как только убедится, что и ты можешь быть ему полезен. Что ты можешь оказать ему особо важную услугу.

— Какую же, например?

— Помнишь, ты говорил, что встретился с приятелем, который перешел к большевикам? Вот только, как его зовут? Мне ни за что не привыкнуть к вашим потешным именам.

— Роберт Каливода. Но какое он имеет отношение?..

Дося соскользнула с кресла, потянулась, подошла к Йозефу и чмокнула его в затылок.

— Самое близкое, дурачок! Офицеру разведки нужно же знать, кто из вас, чехов, сочувствует большевикам. Ступай к нему и скажи, что можешь назвать ему большевика, особенно важного и опасного, расскажи ему про этого Каливоду, а заодно намекни, что мог бы узнать и больше о нем и его товарищах. Пусть у этого Чепчика слюнки потекут. Увидишь, он даст тебе еще и еще поручение, а когда убедится, какой ты смышленый…

— Бред собачий!.. — оборвал ее Йозеф.

Но Дося не сдавалась.

— Почем ты знаешь? Попробуй!

— Чепуха! — отмахнулся Йозеф. — Да и вообще, не буду же я на Роберта… Я не такой!

— Какой «такой»? По-моему, как солдат и патриот ты просто обязан предупредить начальство об опасностях, о которых им известно меньше, чем тебе, разве нет? И с чего ты вздумал покрывать этого Каливоду? Конечно, ты его покрываешь! А еще сам рассказывал, как груб он был с тобой и как тебя оскорбил!

— В данном случае это роли не играет.

— Ах, вот что? Не играет роли? Ну, как знаешь! А я-то думала, у тебя есть честолюбие и ты человек с характером.

— Хватит! Не желаю ничего больше слушать. На подлость я не способен, так и запиши!

Еще по дороге к младшему лейтенанту и даже перед его дверью Йозеф мысленно спорил с Досей и с самим собой. Да и после этого первого доноса ему некоторое время было не по себе. «Я сказал только то, — оправдывался он перед собственной совестью, — что Роберт и сам ни от кого не стал бы скрывать. Наконец, это же мой долг!»

Но постепенно чувство неловкости прошло, и самое воспоминание об этом случае стерлось без следа.

X

Женева, 7 декабря, 1917 года.

Русской революции исполнился месяц. Месяц тому назад, когда произошел первый толчок величайшего социального и политического землетрясения нашего времени, я сидела, ничего не подозревая, в поезде Инсбрук — Цюрих. Эта поездка навсегда останется у меня в памяти. Я могла бы описать во всех подробностях зимний ландшафт. А также лица моих спутников. Могла бы повторить те новости из местной газеты, которую монотонным голосом читали вслух. И я никогда не перестану удивляться тому, как прошел для меня этот день, когда в Петрограде (в том самом Петрограде, где возобновившееся регулярное трамвайное движение, по мнению авторитетных лиц, указывало на стабилизацию положения) залп крейсера «Аврора» отметил поворотный пункт в истории. Поворотный пункт такого же исключительного значения, как и тот, что в 1789 году был отмечен выстрелами из мушкетов на площади Бастилии, — нет, конечно, неизмеримо большего!

Мы уже вчера должны были разослать специальный выпуск «Маяка», а он, видите ли, еще не готов! Владелец типографии отложил его ради другой, лучше оплачиваемой работы: руководства по составлению гороскопов. Такова наша удивления достойная система частновладельческого хозяйства и «свободной» конкуренции.

8 декабря.

На редкость бестолковое письмо от мамы. В нашем семействе все с ума посходили. Тетя Каролина собралась замуж, но в самую последнюю минуту свадьба расстроилась. Зато замуж выходит Агата — за Гвидо Франка. Ничего не понимаю! Однако во всем этом сумбуре есть своя хорошая сторона. Сообщение Душко о том, что мы стали мужем и женой, лишь скромный водоворотец в мощном водовороте, поэтому оно прошло почти незамеченным. Облегчило дело и то, что на меня в нашем семействе давно рукой махнули.

9 декабря.

До чего же буржуазия ненавидит революцию! Сегодня «Журналь де Женев» вышел со статьей под жирным заголовком: «В каждом нужнике свой Совет!» А Черчилль, выступая в нижней палате, говорил «о черни, выползшей из сточных канав и гетто Востока».

Душко надо мной смеется, оттого что я при чтении этих низостей не в силах сдержать слезы. Он советует мне следовать примеру его земляков-крестьян. Они говорят в таких случаях: «От старого козла не жди молока!»

12 декабря.