В чаще лесов

Это новая тактика в кампании по подавлению движения. Ее цель — склонить бойцов-«хуков» выдать своих вождей, сдаться и раскрыть местонахождение лагерей кадровых работников или же застрелить руководителя, чтобы получить за это награду. Ее цель также и в том, чтобы изобразить нас бандитами и внушить широким массам населения, что мы — преступники.

Раздосадованные своими тщетными попытками сокрушить нас, враги прибегают к всевозможным ухищрениям. Они обзавелись теперь сворами собак, крупных, рослых зверюг, которых приучили разрывать человека на части и которых воинские патрули используют на наших тропах. Военно-воздушные силы стали пользоваться напалмом и бомбами с вязкой огнесмесью в качестве средств устрашения. К нам поступают донесения о таких бомбежках, о пожарах, бушующих в чаще лесов.

Когда власти раскрывают теперь какой-нибудь из наших опорных пунктов в городе, они не громят его. Их агенты беспрепятственно пропускают закупленные продукты, но впрыскивают яд в консервные банки и подсыпают толченое стекло в мешки с рисом. В лагерях наши товарищи умирают в страшных мучениях.

Это беспощадная борьба, и ведется она беспощадными средствами.

93

Резкий, пронзительный свист.

Все в лагере бегут в укрытие, срывая на ходу и швыряя в бараки одежду и одеяла, вывешенные для просушки на веревках из ротанга. Ничто, отличающееся по цвету или по форме от лесной растительности, не должно оставаться на виду.

Над деревьями пролетает самолет-разведчик.

Маленький, тихоходный самолет не спеша летает взад и вперед над нами, то поднимаясь выше, то опускаясь ниже, прорезая воздух параллельными линиями, вроде человека, пропахивающего воздушное поле. Безвредный на вид, похожий на насекомое, он представляет большую опасность как глаз врага, пытающегося проникнуть через нашу зеленую завесу. Пока он здесь, мы лежим, затаив дыхание, словно он может услышать нас.

Мы вглядываемся в самолет из-под нашей кровли. Кажется, будто он висит прямо над нами. Что же ему удается разглядеть? Вот он уходит, а затем внезапно разворачивается и вновь кружится над нами. Наконец, звук его затихает. Самолет улетел, но что ему удалось увидеть?

Мы живем в постоянном состоянии тревоги, так как самолеты пролетают над нами непрерывно. Всех, кто нарушает правила противовоздушной безопасности в нашем лагере, сурово наказывают. В дневное время не разрешается теперь готовить ппщу, так как дым может раскрыть наше местонахождение в чаще лесов. Поэтому повара встают еще до рассвета и готовят сразу и завтрак и обед. В полдень мы едим всегда все холодное, кроме тех дней, когда идет сильный дождь и запрет несколько смягчается. Ужин должен готовиться после наступления темноты. Временами, когда огонь в очагах горит в ночной темноте, неожиданно появляется самолет, совершающий ночную разведку. В бараках поднимается суматоха, и все спешат залить пламя водой или засыпать землей.

Вражеский глаз не должен ничего увидеть, а его ухо не должно ничего услышать. Утром не разрешается колоть дрова и колотить вальками белье на ручье; это делают лишь под вечер, когда вряд ли можно ожидать появления воинских патрулей на тропах. Мы превратились в притихших, говорящих шепотом существ, притаившихся в укромных уголках в чаще лесов.

Все дети эвакуируются из наших лагерей, их отсылают к друзьям, живущим в низинах, или передают крестьянским семьям. Пожилые и немощные также эвакуируются в «баррио» и продовольственные базы.

В наших бараках не устраиваются больше боковые стены, чтобы в случае внезапной опасности можно было всем быстро скрыться в лесу. Наши пожитки всегда уложены; когда мы берем что-либо из требующихся нам вещей, мы сразу же вновь застегиваем ремни. Спим мы одетые; с тех пор как мы пришли в чащу лесов, мы ни разу не раздевались на ночь. Даже когда моемся, мы не раздеваемся догола. Мы всегда настороже.

Мы живем в условиях постоянно угрожающей нам опасности.

94

На заре я спускаюсь по крутой тропинке, ведущей от нашего барака, к ручью, чтобы умыться, цепляясь по пути за ветки и стволы деревьев. Лес окутан мглой, в которой окружающие меня кустарники маячат будто руки утопленников. Я гляжу вверх и вижу только кровлю одного или двух бараков, словно плывущую в тумане. Во мгле возникают очертания стволов деревьев и вновь исчезают где-то вверху, уподобляясь поросли без корней и ветвям без стволов. Взад и вперед шагает часовой, и в мглистом воздухе видно лишь, как движутся его голова, плечи и дуло винтовки. И чудится мне. что все мы словно призраки в каком-то призрачном лесу…

Под вечер мы выходим по тропе из леса к старой, заброшенной продовольственной базе. Шел дождь, но теперь он прекратился, воздух стал жемчужно-прозрачным, как бывает перед сумерками. Здесь побывал враг, он сжег все дотла, и теперь это место заросло высокой травой и лианами. В густой поросли торчат свалившиеся, обугленные кровельные столбы. Я вижу крошечные ярко-зеленые, намокшие год дождем листочки лиан на покоробившейся, почерневшей поверхности дерева. Откуда-то издали, снизу, доносится гул орудийного выстрела…