В чаще лесов

Ставим совещание перед перспективой затяжной борьбы. которую предстоит вести неопределенное время. Нужно распрощаться с мыслью о возможности быстрой победы, о захвате городов, о создании временного правительства. Мы должны сосредоточить свои усилия на повседневных, небольших, но достижимых задачах, осуществление которых поднимет наше моральное состояние, вселит больше уверенности и убедит народ, что мы целы и невредимы и продолжаем действовать. Мы организуем политические и военные курсы. Реорганизуем РЕКО.

Нам придется, пожалуй, потуже затянуть пояса и маневрировать, но через год мы снова станем на ноги.

В самый разгар совещания появляются самолеты — эскадрилья истребителей. Со свистом они проносятся так низко над горой и так внезапно, что кажется, будто они охотятся за нами. Мы разбегаемся из барака, где происходит совещание, по склону в поисках укрытия за камнями и деревьями. Вскоре, однако, выясняется, что самолеты сбрасывают бомбы на цели, расположенные в находящейся под нами долине, используя нашу вершину для ориентировки. Они бьют по одному из недавно покинутых лагерей. Возвращаемся в барак и продолжаем совещание, прерываясь, лишь когда шум сверху заглушает голоса.

Ночью до нас доносится рокот грузовиков. У подножия этого участка гор передвигаются войска, доставляется снаряжение, создаются командные посты. Это начало операции — наше местопребывание обнаружено.

Утром возвращается отряд «балутан» с пустыми мешками. В «баррио» полно войск, связанные с нами люди арестованы. Положение с продовольствием критическое. Решаем прервать совещание, покинуть лагерь и рассредоточить наши кадры. Все очень подавлены.

Наша группа должна уйти последней. Мы останемся в районе вражеских операций, маневрируя и уклоняясь от встречи с врагом. Все другие бараки уже опустели, их обитатели ушли. Вновь наступило лето, и солнечный свет мягко струится сквозь листву деревьев. Тишина. Начался еще один цикл в жизни леса. Сидим на бревне близ барака. Может быть, мы навеки заточены в лесной глуши?

120

Апрель 1952 г.

Один из дней в апреле 1952 года.

Составляем донесения, чтобы отправить их через связную. Завтра мы должны уйти. Селия сидит на полу, поджав ноги и, наклонившись, пишет. Я печатаю на машинке, установленной на подстилке из скрепленных лианами прутьев. Гинто колет дрова. Над погасшим очагом висит горшок с нашим обедом — по кружке рисовой каши, смешанной с «убодом» и сваренной еще до рассвета.

В лесу стрекочут цикады. Мерно журчит ручей в ложбине.

И вдруг частые выстрелы! На одно мгновение мы остолбеневаем. Затем вскакиваем и босиком мчимся к краю спуска, ведущего от барака. Враг проник на вершину горы и спустился оттуда, позади нас, прямо в центр лагеря. Он ведет огонь из пустых бараков. Звуки выстрелов оглушают. Летят комья земли, над головой проносятся куски веток и коры.

Шальная пуля царапнула мне лодыжку. Стремглав мчусь с крутого склона, но оступаюсь. Падаю головой вперед и кувыркаюсь какие-нибудь сто ярдов через кустарники и мелкие деревья. Очки мои разбились. Я лежу в полубессознательном состоянии за большим деревом. Пули впиваются в него.

Смутно чувствую, что Селия также здесь. Она припала к земле рядом со мной, ее лицо почти касается моего. У нее порезана губа, сочится кровь. Единственное, что запечатлевается в моем мозгу в этот момент смятения, — кровь на губе моей жены.

— Я ничего не вижу! — кричу я ей, стараясь перекричать шум стрельбы. — Я не могу идти дальше!

Глядим друг на друга взором, полным любви, жалости и ужаса.

— Я вынуждена оставить тебя! — говорит она в слезах. — Нельзя больше терять время на разговоры.

И я не пытаюсь останавливать ее. Я понимаю ее. Мы пожимаем друг другу руки, а затем она уходит. Моя жена.

Моя жена храбрее и решительнее меня, она настоящая филиппинка, борющаяся за свою страну.

Стрельба наверху стихает, слышу голоса, требующие, чтобы я вышел из укрытия. Не знаю, что произойдет, но все же выхожу из-за дерева. Это мое последнее дерево в лесу.

Стрельба прекратилась. Взбираюсь вверх с трудом, ожидая, что вот-вот в меня вонзится пуля. Впервые за эти два года вижу тех, против кого мы боремся. Странная борьба вслепую в чаще лесов.

Подобно «хукам», солдаты также одеты как попало. Они разъярены и взволнованны, на лицах затаенный испуг, свойственный людям в бою и скрываемый за криками и жестикуляцией. У края склона меня втаскивают наверх, а затем сбивают с ног, поднимают и вновь кидают наземь. Один из солдат с безумными глазами целится в меня из винтовки. Какой-то сержант отталкивает его, и пуля пролетает мимо. Я не знаю, благодарить ли судьбу за это или нет.

По склону бежит сюда лейтенант. Он поражен, увидев американца. Я называю себя, а он вскрикивает, ликуя. Лейтенант оттесняет от меня солдат, заботливо усаживает на бревно. Он страшно рад. Благодаря мне он получит повышение.