В чем фишка? Почему одни люди умеют зарабатывать деньги, а другие нет

Не уподобляйся дремучим средневековым монахам, уткнувшимся в старые талмуды в своих сырых мрачных кельях. Забудь о прошлом. Оно кануло в Лету. Его больше не существует.

Однако я не чувствую себя человеком, который может просто отвернуться от прошлого. Оно держит меня в тисках.

Прошлое и есть я.

Прошлое – это то, что я чувствую. Это мои эмоции, угрызения совести и страх: угрызения совести от своих действий, а страх – от последствий своих действий. Угрызения совести и страх давят на меня. Угрызения совести и страх утром. Угрызения совести и страх днем. Угрызения совести и страх вечером.

Угрызения совести плюс страх равно вина.

Заглянуть сейчас в мой разум равносильно тому, чтобы заглянуть в пучину вины. Вины за то, что я внедрился в группу тревожных людей, чтобы написать о них статью; за то, что притворяюсь кем-то другим; за то, что причиняю этим людям боль; за то, что они рассказывают мне свои секреты, а я делаю мысленные заметки, чтобы потом эти секреты продать. Под верхним слоем вины лежит вина за то, что я надеюсь использовать выведанные секреты для привлечения внимания своих читателей к этим людям, к этим несчастным тревожным людям, чтобы переключить внимание своих читателей на гламурную рекламу, мастерски вводящую их в заблуждение; за то, что я дурачу группу уязвимых людей, тревожность которых достигла такого уровня, что они заплатили тысячи фунтов стерлингов за ретрит, пытаясь убежать от мира, который им угрожает; я их дурачу, а потом безжалостно использую, чтобы привлечь внимание своих читателей к тому, что тоже сделает их тревожными и уязвимыми, и они тоже будут платить деньги, чтобы избавиться от повышенной тревожности и уязвимости.

И вот я, участник ретрита, лежу в спа, принимая массаж. Продажный, двуличный оборотень, я сижу на краю обрыва, заглядывая в пропасть своей вины. Как бы мне ни претила эта мысль, я должен спуститься в эту темноту. Я не знаю, что там, внизу, хотя, конечно же, знаю: там этот пресловутый механизм – некое живущее во мне создание, которое мной управляет. Это – тиран, который запугивает моего внутреннего труса и приказывает мне принести в постель свои книги и оставаться там с завешенными шторами, который выключает мой будильник, который отвлекает меня от работы, который всегда предлагает мне выпить – настойки, аперитива или чего-нибудь получше (всегда найдется что-нибудь получше). Я спускаюсь в эту темноту, полностью осознавая свои действия, готовый потерпеть фиаско, сорваться и выбрать легкую альтернативу. Возможно, уже слишком поздно, и тонкая нить, удерживающая меня, оборвется – оборвалась? Я стану или уже стал одним из тех жутких типов с красными лицами и свистящим дыханием, жизнь и душа которых превратились в старый смердящий бар.

Вот о чем я думаю, пока руки молодой женщины скользят по моей спине и шее. Я думаю о глубокой пропасти. Я думаю о мраке на дне этой пропасти.

Я думаю о создании, которое живет в этом мраке. Я вглядываюсь в темноту и – да, там, внизу, в темном зеркале, вижу лицо. Я не должен всматриваться в это лицо, но я его узнаю́. Это я. 

* * *

Несколько дней я практикую метод Линдена. Он основан на «десяти заповедях». Перестаньте ходить по врачам. Перестаньте принимать медикаменты. Перестаньте исследовать тревожность. Следуйте только методу Линдена. Перестаньте говорить о своей тревожности. Не грузите своей тревожностью других. Не цепляйтесь за свои воспоминания. Формируйте новые привычки.

Мои заповеди: перекрыть механизму кислород, то есть лишить внимания живущее в вас злое создание. Избавиться от заблуждений и предрассудков. Изучать окружающий мир. Собирать данные. Использовать эти данные. Двигаться вперед.

Вы – акула.

Я сижу в гостиной и разговариваю с Чарльзом Линденом. Это высокий симпатичный альфа-самец с бритой головой. Он рассказывает мне о своем детстве.

– Я начал неадекватно оценивать риск, – произносит он.

Сначала у него развился страх перед веревочными качелями.

– Я смотрел на мир сквозь очки цвета тревоги, – говорит он.

Потом у него развилась социальная фобия, связанная со школой. Он сказал матери, что хочет умереть. Дальше – хуже. В тринадцать лет Линден тревожился о том, что может отравиться ядом на уроках химии или погибнуть от удара током на уроках физики. Он считал, что его могут убить на поле для регби. Он проверял на наличие яда школьный обед. Он каждый день ходил к школьной медсестре и звонил матери, чтобы его забрали домой, но его никогда не забирали.

Линден искал «безопасное укрытие» – и всегда безуспешно.

Он говорит, что человек, страдающий тревожным расстройством, всегда ищет безопасное укрытие. Покинув родительский дом, Линден уехал в Гейдельберг изучать немецкий язык. Но его тревожность усилилась. Однажды, на автозаправке, с ним случился приступ панической атаки. После возвращения в Англию стало еще хуже, а потом совсем худо. В конце концов он открыл для себя нейропластичность – свойство человеческого мозга изменяться в ответ на изменение мыслей.

Он изменил свои мысли. Он неустанно двигался вперед, как акула.