В чем суть вопроса

Объединение Германии произвело в немецком обществе колоссальный эффект. Об этом А.А.Брусилов, лучший русский генерал Первой мировой войны, в своих мемуарах пишет: «В то время, т. е. в 1871 году, я был 15-летним юношей и отлично помню, как решительно все немцы, не исключая русско-подданных, от патриотического восторга с ума посходили и ничего не могли соображать, кроме победоносных гимнов и песен в честь и славу Германии. С тех пор, т. е. в течение почти половины столетия, немецкий патриотизм укреплялся и расширялся. Он впитывался в каждого немца с молоком матери и затем на школьной скамье развивался при помощи учителей и сверстников и далее на всем жизненном поприще каждого немца на службе, в портерной, в театре, на улице и т. д. Случалось беседовать с людьми, рекомендовавшимися социал-демократами и твердо исповедовавшими свои социалистические убеждения. Но как только затрагивались вопросы о мировом значении Германии, эти с.д. сразу превращались в тигров, яростно требовавших для Германии всемирного владычества. Не знаю, как теперь, но до 1914 года включительно, по мнению немцев всех сословий, возрастов и положений (со спартаковцами мне не приходилось сталкиваться), Германия страна исключительная, предназначенная самим Богом к всемирной гегемонии, а все остальные народы, в особенности славяне, пригодны лишь унавоживать собой ниву, на которой немцы будут возделывать германскую культуру… Немцы презирали и побежденную ими Францию, и особенно Россию, варварски осмелившуюся отказаться со времени царствования Александра III таскать для них каштаны из огня, и всем сердцем непримиримо ненавидели Англию, захватившую массу лучших земель на всем Земном шаре и устроившую себе богатейшие колонии и торговые рынки в то время, когда новой Германской империи не существовало, этого немцы англичанам простить не могли».

Готовясь к переделу мира, Германия начала усиленную гонку вооружений, что заставляло ее соседей последовать ее примеру. «Эти вооружения, – пишет Брусилов, – делались с полного одобрения всей нации, идеалы которой неудержимо стремились к германскому всемирному владычеству. На кайзера, в немецком значении этого слова, возлагалась подготовка и ответственность за выполнение этого национального идеала. Обвинять Вильгельма II за эту войну – в высшей степени несправедливо, ибо он продукт своего народа и своего времени и исполнял лишь свое назначение. Если же винить кого-либо, то следует считать виновными всех немцев, весь германский народ, а не одиночных людей, как бы высоко они ни были поставлены. Кто видел, как я, Вильгельма II после ежегодного весеннего смотра войск в Берлине, окруженного знаменами с музыкой впереди, тот не может сказать, что виноват в войне один Вильгельм. В 1898 году я был одним из приглашенных на парад и ехал верхом сразу за императорским кортежем. И безумный восторг несметной толпы при виде кайзера со знаменами, ехавшего верхом от Темпельговского поля до самого дворца, подделать было нельзя. Народ явно приветствовал того вождя и регалии тех народных полчищ, на которых возлагалось выполнение народных идеалов и вожделений. То же самое впечатление я вынес на больших императорских маневрах, на которых я присутствовал в качестве гостя в 1907 году: народ, увидев кайзера, прорвал и опрокинул конную стражу, охранявшую императора, окружил его и стал целовать его ноги, сапоги, седло, лошадь… И война подготовлялась для всемирного порабощения народов и в первую голову – для поражения России и Франции, а затем, во вторую очередь, Англии».

Брусилов пишет, что «такой сильный, умный, практичный и работящий народ, как немцы, соединившись воедино в 1871–1876 гг., нарушил существовавшее до того европейское равновесие». Германии не хватало места для приложения своей энергии и все возрастающего количества населения, и она стала поглядывать на земли соседей. Но ее удерживала от агрессии угроза войны на два фронта, об опасности которой не раз предупреждал немцев Отто фон Бисмарк. Он называл союз Франции и России «кошмаром коалиций». Это угроза сдерживала правящие круги Германии до тех пор, пока Николай II не признал подписанным им миром с Японией своего поражения. Вот тогда в Берлине сочли, что с таким слабым противником, как Россия, им не страшна война даже на два фронта.