— Нет… Давай всё проясним, ладно?
— Всё в порядке, я была не права. Только давай больше не будем об этом?
Питер проскользнул мимо, облокотился на мой подоконник и заглянул за штору. Торшер погас, мы не шелохнулись. Неужели уже полночь?
— Странные
— Не будем о них.
— Они такие синхронные. Они близнецы, конечно, но всё равно два разных человека, понимаешь? Так же не… Эй! Ты чего?
Меня снова стошнило. Вот гадость! Как бы найти фонарик и не заляпать тут всё.
— Пит, у меня под подушкой…
— У меня есть.
Парень достал из кармана маленький фонарик и осветил комнату. До чего же в темноте она кажется огромной. Я выхватила первую попавшуюся простынь и протёрла пол.
— Тебе бы к врачу, что ли, — испугано произнёс Питер.
— Нет. Я, когда переживаю сильно… Кровь из носа может пойти или вот это. Чаще, когда укачает, но и так бывает…
— Идём-ка на свежий воздух, а?
— А как же комендантский час?
— Чувствуешь? — он пошмыгал носом.
— Что? — я тоже пошмыгала.
— Лаванда. Это значит, что у Мишеля сильная мигрень, он нас не застукает.
Питер это произнёс с явным знанием дела, но я всё равно отказалась выходить из комнаты. Тогда он открыл окно, от свежего воздуха мне действительно стало лучше.
— Что с тобой происходит? — спросил он.
— Честно? Дурной это знак.
— Что именно?
— Эти Близнецы. Для меня дурной знак.
— Серьёзно?
— Близнецы отождествляют отражение. Это как зеркало без стекла, понимаешь? Они как ходячее зеркало. Кто из них настоящий, а кто отражение?
— Да у тебя горячка никак?
— Забудь. — Мы немного помолчали, а потом я спросила: — Пит, а ты долго собираешься тут оставаться?
— До конца сезона, если ничего не изменится, — он как-то странно посмотрел на меня. — Сезон заканчивается на девятый день осени. Пансионат закроется для посетителей. Ты не знала?
— Мне никто об этом не говорил. Ты уверен?
— Я обычно стараюсь разузнать про место, где собираюсь работать, — отшутился он, а потом серьёзно добавил: — Уверен. У меня брат здесь работал.
Остаток ночи прошёл без происшествий. Зато проснулась я от противного звона бьющегося стекла. Еле сумев вытащить голову из-под одеяла, я увидела, что зеркало, раздробленное на сотни осколков, валялось на полу. «Ну и поделом ему» — подумала я и переступила через обломки.
Служебной ванной пользовались редко. Она была тесной, тусклой, с подтекающими кранами и чудовищным голубым кафелем, таким старым, что многолетняя плесень, въевшаяся в него на молекулярном уровне, ничем не счищалась. Обычно все игнорировали эту комнату, отдавая предпочтение душевой или большой ванной комнате на первом этаже. А мне в ней почему-то нравилось. Нравилось и миссис Беккер, я застала её там, склонившейся над раковиной. Заметив меня, замотанную в полотенце и очень растерянную, Беккер выпрямилась. Её отражение в зеркале улыбнулось мне. Улыбнулась ли она сама, я не увидела, женщина всё ещё стояла ко мне спиной.
— Доброе утро, было не заперто. Извините…
— Я уже ухожу, Полли, проходи.
Женщина смочила руки и перевела взгляд на себя. Её отражение в старом, помутневшем от влажности зеркале выглядело тоскливо. На сей раз зеркало не искажало реальность, а преподносило её в истинном ключе: Беккер отражалась болезненной и рыхлой, хотя стоило ей повернуться ко мне, я снова видела ухоженную даму в неизменном чёрном платье и лакированных туфлях. Сильную и свежую.
— Уже не первый год твержу Мишелю, что здесь необходимо сделать ремонт. Но он считает, что в этом нет необходимости. Ему всегда не хватало организованности. Вечно он витает в облаках… Полли, ты веришь во всякое такое, во что взрослые люди верить не должны?
— Например, во что? В призраков? Магию?
— Нет. В то, что можно прожить счастливую жизнь.
— Странные у вас мысли с утра пораньше…
— А в любовь ты веришь?
— Я даже зубы ещё не чистила, как я могу рассуждать о таких вещах?
— Бескорыстную, чистую, всепрощающую?
— Нет. Не верю.
— А как же любовь матери к своему чаду?
— Это другое. Наверно…
Женщина молчаливо покачала головой. Её губы задрожали, она стала покусывать их, съедая и размазывая бордовую помаду. Я думала, что она вот-вот заплачет, но её глаза прояснились и она вдруг снова стала сосредоточенной и железной.
— Я не знала, что осенью пансионат будет закрыт для постояльцев. Почему мне никто об этом не сообщил? Я рассчитывала задержаться здесь хотя бы до зимы.
— И в чём проблема? Пансионат превратится в обычный дом, в котором всё равно будут нужны работники. Тебе не сообщили об этом, потому что выбрали на должность не сезонного сотрудника, а постоянного.
Тут по коридору прокатилось эхо смеха. Такого звонкого и мелодичного, как в комнате «ужасов» заезжего карнавала. И почти сразу же дверь ванной распахнулась, а на пороге, держась за руки, в уродских жёлтых свитерах, возникли Близнецы. Они с любопытством сытого зверя уставились на меня, по-детски толкая друг друга в бока.
— Красивый красный мячик дарила деткам мама, но дети не играли, они были упрямы, и рассердилась мама и мячик порвала, а позже и детей своих сожгла дотла!