- Перестраховка! А если квартира Каины - ловушка?
- Это невозможно.
- А если Каина и сама не знает об этом?
Кронин не нашелся что возразить.
- Вот то-то и оно, - сказал Снегин. - Но делать нечего. Раз уж Каина оказалась посвященной в твои дела и ей кое-что доступно в этом мире, поговори с ней о Хаасене. Может быть, она поможет выйти на него.
Кронин взглянул на него с откровенным удивлением.
- Ты предлагаешь познакомить Каину Стан с операцией?
- Ни в коем случае! Просто ты обеспокоен судьбой товарища. Разве это не естественно?
- Что-то я тебя не пойму, Всеволод, - задумчиво проговорил инженер. - Не шарахаешься ли ты от чрезмерной осторожности к необоснованному риску?
- Обстановка сильно усложнилась, Алексей. С освобождением Тура надо максимально поторопиться... Сам знаешь, иногда не рискнуть...
- Сейчас рискуешь ты один, Иван связи с тобой нe будет. К тому же ведь ты уверен в Каине!
Внимательно разглядывая товарища, Алексей ответил про себя, что тот явно чем-то взволнован.
- Что еще случилось, Всеволод? - спросил он. - Поверь, я спрашиваю не из праздного любопытства, а для того, чтобы знать, до какой rpани риска разумно доходить.
Снегин кивнул:
- От Хаасена получено письмо.
- От Хаасена?!
- Он написал и отправил его еще до похищения. Наверное, почувствовал за собой слишком уж плотную слежку и решил подстраховаться. Зашел в какое-нибудь кафе, бар, бюро, написал и бросил в почтовый ящик. Письмо короткое, всего на одной страничке, и написано в явной спешке... Тур, конечно, знал, что если он пошлет письмо прямо в консульство, то его наверняка перехватят. Поэтому и направил его своему далийскому другу Альгибу Хинглу. Это одаренный физик, возглавляющий группу по освоению производства нейтрида. Далийцы всячески поощряли его контакты с Туром. А они занимались не столько физикой, сколько чуть ли не до драки спорили по вопросам мироздания. Хингл лично доставил нам конверт Хаасена.
Алексей невольно улыбнулся, представив себе дискуссии Тура и Хингла. Ему ведь и самому приходилось спорить с Хаасеном.
- И что же было в письме?
Снегин с присущей ему четкостью и лаконизмом передал содержание письма.
- Не может быть! - вырвалось у Кронина.
- Может, - жестко сказал Снегин. - Теперь тв достаточно хорошо знаешь далийцев. Может!
На лбу инженера пролегла упрямая складка.
- Я глубоко уважаю Тура и как человека, и как специалиста, - медленно заговорил он. - И все-таки его сообщение настолько чрезвычайно, что следует поставить вопрос: насколько мы можем доверять его сведениям. И проверить их по другим каналам.
- Подготовка не прошла для тебя даром, - одобрил Всеволод. - Разумеется, мы и ставили и проверили. - Снегин покачал головой. - Мы не вправе отмахнуться от сообщения Хаассна. Легкомысленное благодушие ничем не лучше ложной подозрительности. Речь идет о благополучии человечества, о жизнях миллионов людей.
Наступило тягостное молчание. Наконец инженер поднял глаза.
- Ты прав, Всеволод. В такой ситуации мы просто обязаны быть бдительными.
Глава 9
Зал гленд-холла был до отказа набит самой разношерстной публикой, а в глубине одной из дорогих лож, так, что их. совсем не было видно из зала, сидели Алексей Кронин и Каина Стан, разделенные небольшим столико1.; со скромным ужином. После того как было просмотрено несколько номеров из обширнейшей программы, Каина спросила:
- Как вам здесь нравится, Алексей? - И, встретив откровенно недоуменный взгляд Кронина, засмеялась: - Нет-нет, я не о том, что происходит на арене. Я спрашиваю о самом помещении.
Кронин внимательно, несколько скептически огляделся и пожал плечами.
- Пожалуй, больше всего похоже на цирк.
- Цирк?
- Цирк. Я не знаю, как это называется по-далийски. В цирке такая же круглая арена и сиденья амфитеатром.
- Теперь припоминаю. - Каина опиралась подбородком на руку. - В цирках выступают ваши любители-спортсмены, правда? Гимнасты, жонглеры, акробаты и много-много других.
- Верно. И еще там проводятся состязания любителей борьбы и ближнего боя.
- Я помню, - вздохнула Каина, - но здесь ведь совсем другое.
Кронин усмехнулся:
- Да, здесь другое...
Арена гленд-холла была устлана удивительным ковром. Этот ковер был и произведением искусства, и настоящим чудом науки и техники. Он мог принимать все цвета радуги и их самые причудливые и пестрые сочетания. Он мог менять свою структуру, становясь то твердым, как доска, то упругим, как спортивный мат, то таким мягким и пушистым, что ноги актеров утопали в нем по щиколотку.