В дебрях Маньчжурии

Все эти соображения приходили в голову маленького Вана, когда он обдумывал план своего путешествия в недра лесов.

Хотя план этот теоретически был готов, но надо его осуществить и практически выполнить. Последнее казалось мальчику самым трудным, так как мать, чувствуя своим материнским сердцем намерения сына, зорко за ним следила. Необходимо было усыпить подозрительность матери и выбрать момент для побега.

Случай скоро представился. На следующее утро, едва только засерело небо на востоке и предрассветный ветерок прошумел в темных вершинах старых кедров, вздымавших свои стройные гигантские стволы к звездному небу, маленький Ван был уже на ногах и тихо, едва дыша, пробирался из фанзы на двор, стараясь не разбудить мать, утомленную дневными заботами и безотрадными думами.

На дворе мальчика окружили собаки, ласкаясь, визжа и стараясь лизнуть его в лицо. Отбиваясь и отмахиваясь от них, он наскоро собрал свои пожитки, заготовленные накануне, уложил их в котомку, вооружился своей излюбленной палкой и быстро зашагал со двора, направляясь через лесные склады, где возвышались штабеля бревен, дров и шпал, к опушке черной, как могила, тайги.

Ни один звук не нарушал торжественную тишину дремучего леса, только где-то вдалеке кричал филин и его заунывное – «Пугу» глухо отдавалось в глубине таинственных дебрей. Маленький Ван не был никогда трусом и знал происхождение всех звуков тайги, но теперь он ощущал какую-то непонятную тревогу, и нервная дрожь пробегала по его худому телу, и зубы его выбивали дробь, не смотря на все усилия успокоить себя и взять в руки.

Найдя знакомую тропу, извивающуюся по берегу горной речки, наш маленький беглец прибавил шагу, боясь погони. Но опасения его были напрасны. Заметив продолжительное отсутствие сына, мать догадалась о его бегстве и не подумала о его преследовании, так как знала, что ей не догнать мальчика. Кроме того, в сердце ее зажглась какая-то искра надежды и тупая покорность судьбе убила в ней всякую энергию. Она посадила к себе на колени оставшихся с нею малюток, и обнимала их и плакала горькими слезами отчаяния.

Маленький Ван в это время был уже далеко и бодро шагал по тропе, то взбираясь на скалистые береговые утесы, то спускаясь в глубокие ущелья, по дну которых шумели быстрые горные потоки, с холодною, как лед, водой. Здесь он утолял свою жажду и отдыхал в прохладной тени лесных великанов, подымавших свои гордые вершины над зелеными волнами таежной чащи.

В прозрачных струях этих потоков он наблюдал игры пестрых форелей и смелые прыжки их через стремнины и водопады.

Не раз встречал он на своем пути группы стройных косуль, перебегавших через тропу и мелькавших в темной чаще зарослей своими белыми «платочками».

Однажды, переходя вброд через реку, он столкнулся с черным медведем, шедшим на водопой. Добродушный зверь остановился и начал с любопытством рассматривать маленького человека, виденного им впервые. Когда же мальчик громко закричал и застучал палкой по стволу дерева, медведь медленно повернулся и пошел в чащу, по своим неотложным делам.

В торфяных болотах широких падей, где в знойный летний день, под непроницаемым сводом вековых елей, сохраняется вечный мрак и прохлада погреба, валяются в грязи грузные туши кабанов и заботливых свиней с поросятами.

Маленький Ван часто прислушивался к их довольному хрюканью и вспоминал свой дом, свой двор, своих домашних свиней и милых поросят, которых он ежедневно кормил и ласкал.

Мысленно он перенесся в свою фанзу и грустно ему стало и на одно мгновенье мелькнула в его голове мысль и сожаление о своем предприятии, но это была минутная слабость, сменившаяся мужественным подъемом и новой энергией. Образ матери и маленьких братьев быстро растаял в его воображении и суровая действительность снова легла на его узенькие плечи, давя их своей роковой неизбежностью.

Юркая белочка, прыгая с ветки на ветку, спустилась на самый нижний сухой сучок, села на задние лапки, вскинула свой черный пушистый хвост над головой и что-то забормотала на своем непонятном языке.

Она увидела маленькое человеческое существо первый раз в жизни и была крайне удивлена; но когда мальчик бросил в нее еловой шишкой, она рассердилась, затопала на него передними лапками и гневно свистнула три раза подряд.

Маленький Ван забыл было свою тяжелую миссию и начал играть с белочкой, бросая в нее еловые шишки. Она пряталась от него за стволом старого кедра и, задорно выглядывая из-за него, бегала винтообразно вверх и вниз, комично ворча и щелкая своими маленькими острыми зубками.

Эта игра продолжалась недолго. В вершине старого кедра раздался громкий голос таинственной птицы Цяор. Он звучал, как флейта, и разносился далеко по недрам безмолвной тайги, будя далекое горное эхо.

«Это птица Цяор!» – подумал маленький Ван, взбираясь на крутой хребет Лао-э-Лина, на перевале которого находилась древняя кумирня Мяо, откуда недалеко уже до фанзы знакомого старика Тун-Ли.