В дебрях Маньчжурии

Всюду видна была жизнь, везде кипела работа; разрушение и созидание, смерть и жизнь шли рука об руку.

Отдав приказания китайцу бою на счет приготовления обеда, Евгения Степановна, накинув на голову легкий шелковый платок голубого цвета, вышла с сыном погулять. Покормив крошками хлеба домашнюю птицу, она взяла Юрочку за руку и направилась к быстрой речке, катившей свои светлые кристальные воды по каменистому руслу.

За рекой стоял могучею зеленою стеной девственный дикий лес. Парило; на солнце было невыносимо жарко и, ища прохлады, раскраснавшаяся и утомленная Евгения Степановна села в тени развесистого клена, обмахиваясь веткой папоротника от комаров и мошек.

Юрочка не замечал жары, прыгал, как козленок, собирал цветные камешки на берегу, рвал цветы и заставлял мать составлять букет.

– Мама! Мамочка! Посмотри, какой красивый цветочек! Голубой, как папины глазки! А вот красный камешек! На, спрячь его. Рыбка! Рыбка! Мама, посмотри, как она бегает в воде! Поймай ее, я хочу ее погладить!.. так щебетал маленький Юра, то подбегая к матери, то прячась в высокой траве и кустах, заставляя ее искать его, при чем тонкий голосок мальчика звучал как колокольчик.

Большие темносиние бабочки, медленно взмахивая своими хвостатыми крыльями, порхали над рекой, садились на пышные фиолетовые кисти сирени и так же медленно улетали в чашу леса.

Высоко в небе парил орел белохвост и клекот его зычно раздавался в чистом, прозрачном воздухе.

Издалека доносился шум лесопилки и крики китайцев-рабочих.

Долго сидела под кленом молодая женщина, любуясь своим прелестным ребенком и его беззаботными играми и не замечала острого, пристального взгляда двух огненных глаз, устремленных на нее из темной чащи дремучего леса.

Под сводом ветвей дикого винограда, покрывшего густою сетью своих лапчатых листьев кусты, стоял в напряженной позе, подавшись вперед, китаец, одетый в синий костюм. Голова его повязана была такой же синей материей, на подобие чалмы. За спиной виднелась короткая винтовка. Большой но низкий лоб, горбатый нос и выдающийся подбородок изобличали в нем чувственность, твердость характера и преобладание животных инстинктов над человеческими. Своими косо поставленными черными глазами он пожирал красивую белую женщину и в нем просыпался зверь, неукротимый, кровожадный.

Заметив, что женщина собирается уходить, он поднялся и вышел на берег реки, мягко ступая по каменной россыпи своими гетрами из сырой козьей шкуры.

Юрочка первый заметил китайца и бросился к матери с криком: «Мамочка! Боюсь!» Увидев вышедшего из леса китайца с винтовкой за плечами, Евгения Степановна хотела уже бежать, прижимая к груди сына, но остановилась, узнав в незнакомце предводителя хунхузов Ван-фа-тина, часто посещавшего концессию и бывавшего в конторе по делам.

– Здравствуй, Ван-Фа-тин! – проговорила молодая женщина, oпyская Юрочку на землю, – ты меня напугал и я тебя сразу не узнала!

В это время китаец, перейдя реку вброд, подошел к ней и протянул свою большую темно-бронзовую руку с длинными выхоленными ногтями. Это был человек высокого роста, широкоплечий, с могучей бычачьей шеей. В глазах его светилась отвага, граничащая с нахальством и наглостью, по временам во взоре его вспыхивал недобрый дикий огонек, что делало его тогда похожим на волка, готового броситься на добычу.

– Здравствуй, барыня, здравствуй – проговорил китаец, улыбаясь своей хищною улыбкой, при чем сверкнули его большие, белые зубы, – не бойся меня, Юра! Дай ручку! – продолжал он наклонившись к ребенку и взяв его на руки.

Мальчик с испугом смотрел на темное, блестевшее на солнце лицо Ван-Фа-тина, упирался рученками ему в грудь и готов был расплакаться, и только успокаивающие слова матери подействовали примиряющим образом и ребенок едва слышно пролепетал:

– Я не боюсь тебя! Tы тот самый ходя, что приходил к папе и чай у нас пил! Это ты мне подарил меленькую белочку? Бобочку? А знаешь, она умерла! Я похоронил ее у нас под окном! Бедная! Тебе тоже жалко? Правда?!.. – страх уже прошел и ребенок доверчиво смотрел своими наивными голубыми глазками в глубокие и темные, как ночь, глаза хунхуза.

– Ничего, я тебе другую белочку принесу, лучше той, – утешал Юрочку китаец, – только ты меня не бойся!

В знак примирения и чтобы показать, что он не боится мальчик шлепал своей маленькой ручкой по скуластой щеке Ван-Фа-тина и смеялся серебристым звонким голоском.

Евгения Степановна, спасаясь от жгучих лучей солнца, зашла в тень старого клена и села на выдающийся из земли и покрытый зеленым мохом камень.

Юрочка спрыгнул с рук китайца в траву и начал опять собирать цветы, заставляя сурового хунхуза вязать из них букетики и веночки.

Ван-фа-тин прилег на траву возле камня, на котором сидела молодая женщина и не спускал с нее своих глаз.

– Чего ты на меня так смотришь? – спросила она, – разве находишь во мне перемену? Или что-нибудь заметил на моем лице?