В дебрях Маньчжурии

Невеселые были эти думы! Неизбежный рок, в виде дикаря хунхуза, разбойника с большой дороги, тяготел теперь над ним и дорогими ему существами. Но, что же делать! Надо на что нибудь решиться! Бежать отсюда, бежать поскорее, пока еще не поздно! Мрачное предчувствие грызло его сердце!

– Скорее, скорее! Покончу дела с рядчиками и увезу жену и ребенка в Харбин! Там они будут в безопасности!

Здесь пока еще нельзя работать спокойно! – с этими неотвязчивыми мыслями Грабинский встал, тихо оделся, чтобы не будить жену, и вышел из комнаты.

Солнце уже поднялось над далекими лесистыми горами и заливало свежую сырую землю и ароматную зелень лесов золотыми горячими лучами.

В вышине реяли, белея одинокими точками в синеве неба быстрокрылые голуби.

Пахло жасмином. Вдыхая полною грудью этот чистый горный воздух, Станислав Викторович залпом выпил парного молока, одним прыжком вскочил на подведенного к крыльцу иноходца, собрал в одну руку поводья, сжал упругими ногами бока его и понесся по дороге к лесу, мимо складов и лесопильного завода.

Вскоре фигура его исчезла в зеленой чаще тайги.

На опушке, навстречу ему, шел китаец, на которого Грабинский не обратил внимания, но внимательный глаз сразу узнал-бы в этом китайце переодетого русского, хотя лицо его было черно от сажи и борода сбрита. Это был Иван, направлявшийся к конторе. За плечами у него висел пустой мешок и в руках была длинная палка с крючком, какие носят здесь нищие.

IV. Похищение

– Куда это вы так спешите и неожиданно укладываетесь? – спрашивал машинист Белозеров Евгению Степановну, хлопотавшую около сундука с вещами, куда она аккуратно складывала детское, свое и мужнино белье.

– Да вот решили мы с мужем ехать в Харбин за покупками, а может быть я с Юрой останусь там на лето! – ответила Грабинская, покраснев от сознания сказанной лжи.

– Ну, барыня, вы меня старика не проведете. Разве за покупками набирают с собой столько вещей и белья чуть ли не на год! – проговорил Белозеров, присаживаясь возле на стул, – уж сознайтесь мне по хорошему, что тут произошло? Может быть поссорились с Станиславом? Так «это зло еще не так большой руки»!

– Нет, право же ничего особенного не было! Спросите самого! – ответила молодая женщина, увязывая большой тюк с подушками и одеялами.

– Мамочка! Mожно мне пойти попрощаться с лошадками и собачками? – обратился Юрочка к матери, – ведь мы сегодня едем, и может быть я никогда больше не увижу их!

– Ну иди! Только долго не ходи там! Попрощайся и назад. Да, смотри, чтобы тебя не ушибла лошадка! Не подходи близко! – притянула к себе сына Евгения Степановна и крепко поцеловала в щечку.

Получив разрешение, мальчик спрыгнул с колен матери, выбежал на двор и направился к конюшне.

В это время у дверей конюшни стоял оборванец-китаец с мешком и делал вид, что, собирает тряпки и кости.

Мальчик пробежал мимо китайца и очутился в конюшне. Вслед за ним вошел туда и китаец и, увидев ребенка, бросился к нему, зажал рот рукой и в одно мгновение ока надвинул на него мешок, перевернул вверх ногами, завязал узлом, взвалил к себе на спину и, как ни в чем не бывало, поплелся из конюшни через двор в ворота.

Ошеломленный ребенок, вследствие неожиданности, испуга и, главное, прилива крови к голове, потерял сознание.

За воротами китайца увидел бой и спросил его, что он несет; получив ответ и не подозревая в нем переодетого Ивана, бой ушел в дом.

Отсюда Иван, чтобы избежать погони, направился в кусты и заросли, затем между штабелями дров и, перейдя речку вброд, скрылся в лесу.

– Что же это Юрочка не идет так долго? – проговорила с тревогой в голосе Грабинская, выходя на крыльцо. За ней вышел и Белозеров.

– А вот я его сам извлеку из конюшни! – сказал последний и направился через двор.

– Юрочка! Юрочка! Мама зовет! – кричал толстяк, обливаясь потом. – Юрочка! Выходи! Довольно прятаться! Выходи-же я опять привез тебе гостинца! Ну же, скорее! –

Но Юрочка не отзывался. Евгения Степановна сама обыскала с Белозеровым всю конюшню, но его нигде не было.

– Боже мой! Что-же! Где Юрочка! – со слезами на глазах твердила мать, бросаясь как безумная из одного угла двора на другой.

– Да вы успокойтесь, голубушка! – уговаривал ее Белозеров, – он наверное где-нибудь спрятался и сейчас сам выйдет!

Но, говоря эти слова, добродушный толстяк уверен был, что Юрочки нет здесь, так как Грабинский посвятил его во всю эту историю, взяв с него слово молчать до поры до времени. Подняли на ноги весь дом, рабочие, русские и китайцы, обыскали весь двор, лесные склады, завод и окрестные кусты, но сына управляющего не нашли.

Евгения Степановна была в отчаянии; с безумным выражением глаз ходила она по всей концессии, громко крича: «Юра! Юрочка! Где ты! Милый, дорогой, откликнись! Не мучь меня!»

Белозеров ходил за ней по пятам, боясь, оставить ее одну и уговаривал идти домой и успокоиться, хотя у самого на душе кошки скребли и хотелось плакать. Наконец, нервы молодой женщины не выдержали и она упала на землю, рыдая в безутешном, безумном горе.