Мы догнали Бартлетта примерно в ста верстах от Булуна. Его упряжки в темноте заблудились и были занесены снегом, четыре их оленя пали, и сами они чуть не погибли. Мы обнаружили их в поварне, где они ремонтировали сани и упряжь, а олени их отдыхали, чтобы вернуться за теми санями, которые они оставили в горах. Мы поменяли наших самых крепких оленей на лучших из их истощённых, а затем двинулись дальше, оставив их восстановить за ночь силы и следовать за нами на следующий день. Оставшаяся часть нашего путешествия тоже была нелёгкой, но за восемнадцать часов мы преодолели сто вёрст и прибыли в Булун вечером 17 февраля. Бартлетт и Калинкин появились спустя три часа, а часть их саней немного позже, хотя половина их всё ещё оставалась в горах. У Ниндеманна умерло в дороге тринадцать оленей, у Бартлетта – восемь, да ещё неизвестно сколько в его оставшихся в горах упряжках. Поэтому неудивительно, что тот якут, как рассказал мне исправник, горько жаловался на утрату оленей, потому что, поскольку упряжки вели его ямщики, то я не мог нести ответственность за эти потери.
Я нашёл Ниндеманна и Бобокова довольными и пьющими чай в настоящем русском стиле в нашем старом жилище, Американском Балагане, где они наняли туземца с его женой для работы по хозяйству. Они проделали путь из Якутска за двадцать два дня, Бартлетт – за двадцать четыре, а я – за двадцать один. Баишев рассказал, что такая штормовая погода в Булуне была всю зиму, шторм, фактически, не прекращался ни на полдня с ноября. Так что наше тяжёлое путешествие на юг было лишь скромным предвестником того, что ожидало нас на севере. Действительно, если погода и дальше будет такой неблагоприятной, я не представлял, что смогу сделать до весны; но так или иначе, я решил отправиться в путь, как только смогу организовать транспорт. А пока мне надо было нанять якутов и закупить рыбу для людей и собак.
Вскоре я понял, как мне повезло, что со мной был исправник, потому что спекулянты-купцы, как мы узнали, скупили всю рыбу, пойманную в дельте и оставили её всю на месте промысла, и её стоимость возросла настолько, что рыба, которую я мог бы купить прошлой осенью за три копейки, теперь стоила семь копеек. По этой причине я решил отправиться за двести восемьдесят вёрст через горы в Зимовьелах и поторговаться за рыбу там, а Ипатьев пообещал разорвать все контракты между местными жителями и купцами, за исключением письменных и тех, по которым уже были выполнены оплата и доставка. Однако перед отъездом Ипатьев побывал на публичной распродаже имущества якута, умершего без завещания, и, выбрав семнадцать лучших оленей, купил их недорого для меня. Я купил их для еды, и отправил потом в Хас-Хата, наш северо-западный склад припасов – само по себе нетривиальное предприятие, поскольку Баишев сказал, что из-за плохой погоды никто не ездил туда за последние три месяца. И всё же мне не терпелось как можно скорее добраться до места и начать поиски, чтобы летом начать искать отряд Чиппа.
Я заключил контракт с неким Иваном Портнягиным и его женой, чтобы они сопровождали меня в качестве повара и кухарки. У них был ребёнок, которого они непременно хотели взять с собой, но я утешил их за временное расставание с ним, заплатив два рубля в месяц его бабушке за заботу о малыше, присовокупив пять фунтов масла и сорок фунтов муки в качестве еды. Я договорился платить Ивану и жене пятнадцать рублей в месяц за их услуги и, помимо проезда из Булуна и обратно, давал им один фунт табака в качестве подарка. Константину Мухоплёву я назначил жалованье в двадцать пять рублей и фунт табака в месяц, а также оговорил, что в пищу ему полагается две рыбы в день. Я также подтвердил, что за перевозку наших припасов в Хас-Хата буду платить обычную ставку три копейки за пять пудов за версту, и что оставляю наши шестимесячные запасы в Булуне до следующей осени, если мне потребуется продлить поиски до этого времени, и аналогичным образом организовал доставку остальных наших припасов из Верхоянска в Зимовьелах.
Уладив все эти дела, 22 февраля я отбыл в Зимовьелах в сопровождении капитана Грёнбека и Ипатьева. Отряд под руководством Бартлетта получил приказ покинуть Булун 27-го с Константином в качестве проводника и поспешить с провизией и семнадцатью оленями в Хас-Хата. Впоследствии я узнал, что перегнать оленей через Булкур и Матвей невозможно, так как во всей этой местности не было оленьего мха, и животные наверняка погибли бы без него; поэтому я велел Бартлетту отправиться в Бурулах, а оттуда в Кумах-Сурт, где он найдёт собачьи упряжки, которые я пошлю из Зимовьелаха. Здесь он также расстанется со своим оленем, которого погонят через горы на север, в то время как он последует по руслу реки, через Булкур в Матвей, где его будет ожидать достаточный запас рыбы, чтобы доставить партию в Хас-Хата, наш северо-западный склад, с которого я предполагал начать наши поиски. Я также решил разместить провизию в Матвее в качестве нашего восточного склада, а в ходе последующих поисков в устье Яны сделал нашей базой снабжения Зимовьелах.