В дельте Лены

И всё же якутам это, похоже, нравилось. Они проигрывали свою рыбу у меня на глазах, а затем стояли со своими жёнами и детьми, показывали мне свои пустые котелки и втягивали животы, демонстрируя какие они пустые, и это в то время, как игрок спокойно сидел тут же рядом со своей добычей. В одном из таких случаев я спросил местного жителя, который только что проиграл сотню рыб, сколько он хочет на ужин, и, когда он ответил: «Десять», я взял это число из нечестно полученной кучи перед игроком и дал их ему. «Хорошо, – сказал купец, – но тогда вы заплатите мне семьдесят копеек за рыбу», то есть на сто тридцать три процента больше их обычной стоимости. Туземец с тревогой ждал, не окажусь ли я настолько глуп, чтобы выкупить для него и семьи ужин, который он так безрассудно проиграл, но я молча вытащил из наших припасов рыбу для своего ужина и стал готовить её на огне, подумав, что для туземца будет полезным, если он отправится спать без ужина. Но я сомневаюсь, что это подействовало, так как игрок дал ему пять рыб, взяв обещание получить десять из следующего улова. И так всё и продолжается: старики и молодёжь обоих полов играют в азартные игры всякий раз, когда представляется такая возможность, и я считаю, что это главная причина большинства страданий и голода, которые преследуют людей в этой части страны.

Когда мы были в Зимовьелахе прошлой осенью, балаганы возвышались над землёй на восемь-десять футов, теперь же они представляли собой лишь небольшие холмики на поверхности снега, и только столб дыма днём и сноп искр ночью указывали на точное местоположение хижин. Сани проезжали прямо по крышам, а собаки останавливались у дымоходов, чтобы понюхать, что там внизу готовят на ужин – так сильно деревня была занесена снегом. Ожидая затишья, я собрал всех людей Быково[100] и расплатился по своим старым счетам за рыбу и гусей. Кузьме я также заплатил обещанное за доставку моего послания в Булун, но так как он не смог тогда предоставить оленьи упряжки и одежду для перевозки моего отряда, я заплатил ему только триста из оговорённых пятисот рублей, а остаток передал Баишеву, чтобы он заплатил при выполнении этой услуги. Кузьма, кроме того, получил бумагу, подготовленную исправником, которая давала ему надлежащее право собственности на вельбот, с сохранением, однако, возможности для меня или любой американской стороны бесплатно использовать её в течение лета для поиска вдоль побережья людей второго куттера.

Ипатьев уведомил всех местных жителей, чтобы они предоставили свои иски по моим долгам, и некоторые ловкачи пытались удвоить количество провизии, которую они нам предоставили, но у меня был подробный список наших долгов, который вёл Даненхауэр – уезжая из Зимовьелаха, я попросил его тщательно вести учёт всех полученных нами запасов. Это он сделал и передал мне список в Якутске.

Следует сказать, что Николай Чагра, староста, поступил нечестно, дав нам самую мелкую рыбу, которая у него была, в то время как другие местные жители, особенно некий Андрюшка, всегда были щедры. Я решил наказать Николая, если представится возможность, и это произошло. Платежи производились в его хижине, где мы жили, и староста представил свои подсчёты, которые соответствовали моим записям. Но когда я спросил его, была ли его рыба большой или маленькой, он слегка скривился и сказал: «Средней». Тогда я попросил его, чтобы он показал образец исправнику, чтобы он мог посмотреть и оценить, и Николай принёс среднего размера муксуна, который был довольно большим представителем этого вида, и я тогда сам выбрал рыбу такого размера, который, по моему мнению, он нам дал. Он выглядел очень смущённым и расстроенным перед собравшимися соплеменниками, а Ипатьев упрекнул его, сказав, что он не заслуживает никакой платы, и, если я захочу, могу вообще не платить. Он пригрозил ему всякими карами, такими, как штраф, тюрьму или кнут, если он снова будет так плохо обращаться с иностранцами, и, если я захочу, он будет наказан. Николаю нечего было возразить, кроме того, что рыбы было мало, а нас было много и тому подобное. Но я не стал требовать наказания и заплатил всё, что ему причиталось, после чего он удалился под насмешки и укоры своих соседей.