В дельте Лены

Погода была ясной, а путешествие благополучным, если не считать песчаных кос в реке, которые истирали полозья саней и замедляли бег собак. Теперь у меня была только одна цель: добраться до Булуна, а оттуда поспешить в Якутск, где я мог бы снарядить ещё одну экспедицию для продолжения поисков ранней весной, прежде чем паводок унесёт мёртвых и их вещи в море. Так что, в соответствии с моим выраженным намерением, мы проследовали мимо Матвея, хотя туземцы с тоской смотрели на хижину и только и ждали, что я подам им сигнал свернуть. Но мы продолжали идти, следуя по главному руслу реки, между огромными льдинами и торосами, которые, остались там с прошлой весны и пережили летнюю жару.

Это были огромные глыбы сплошного льда, размером с жилой дом среднего размера; и что меня больше всего удивило, так это то, как такие громадины могли образоваться за один сезон. Очевидно, это весенний паводок собрал в огромные кучи лёд, образовавшийся на реке за зиму, они не растаяли за короткое полярное лето и теперь были в состоянии сыграть свою пагубную роль в большом ледяном заторе, который ежегодно возникает в устье Лены и наносит такой ущерб туземцам в дельте, которым приходится спасаться от наводнения на возвышенностях. Когда мы вошли в устье большой реки, где эти гигантские ледяные глыбы лежали на мели, как монолиты Стоунхеджа, внезапно поднялся сильный встречный ветер. В этом месте Лена выходит из горных хребтов, обрамляющих её берега, и сюда устремляется холодный воздух, собравшийся в долине реки.

Восхищённый видом этих ледяных громадин, я был поглощён изучением их своеобразной структуры, не обращая внимания на ветер и монотонное «йап» и «тук» погонщиков. Тут Георгий бесцеремонно рассеял мои грёзы наяву, – в которых исполины метали друг в друга ледяные горы, – чтобы сказать, показывая на очередную глыбу: «Большой балаган, майора!».

Очнувшись от своих мечтаний, я огляделся и увидел, как каюры ведут неравную борьбу со стихией —

Борей… вооружившись градом, снегом, льдом,

Гнетёт леса, морей вздымает глубь.[81]

На открытых участках льда было невозможно устоять против порывов ветра, который одним своим напором сносил сани, собак и людей. Было дьявольски холодно! Ветер, казалось, продувал меня насквозь, и вскоре, видя, что против него почти невозможно идти, я велел туземцам разбить лагерь под защитой одной из глыб льда. Но нет, никто и не подумал послушаться моего приказа – они слишком хорошо знали коварство реки – она в любую минуту может выйти из берегов и принести в долину гибель и разрушение. Так мы пробирались среди ледяных глыб больше мили, и, наконец, вышли на открытое русло реки, повернули к западному берегу, где был достаточно глубокий снега, и, вырыв в нём квадратную яму и поставив сани с наветренной стороны, заползли, замёрзшие и голодные, в наши спальные мешки, подальше от свирепой ярости шторма. Это правда было невыразимое удовольствие – лежать, вытянувшись в полный рост под защитой снега и меха, чувствовать, как тёплая кровь медленно растекается по жилам, и погружаться в глубокий освежающий сон.

Я уже описывал неудобства ночёвок в снегу; как сначала прилив приятного тепла, вызванный дополнительной одеждой, постепенно угасает, а влага и пот остывают, пока спящий внезапно не просыпается, дрожа от холода и с досадой осознавая, что пушистый снег воспользовался его сном, чтобы проникнуть под одежду. К этому я могу добавить, что это обычно для такой погоды, что сперва замерзает нос спящего, он согревает его в кулаке, в это время начинает мёрзнуть большой палец, он суёт его в рот, чтобы отогреть, тогда замерзают все остальные пальцы, которые он также пытается отогреть все по очереди, в это время опять мёрзнет нос… и так далее…

Так мы пролежали всю ночь, а когда наступило утро, оно не принесло улучшения погоды и, поскольку мы не могли надеяться, что продвинемся хоть сколько-нибудь вперёд, мы оставались весь день без еды, в тесноте и неподвижности, с нашими бедными собаками, которые лежали на нас сверху, прижавшись друг к другу.

Но когда наступило второе утро и шторм стих до лёгкого бриза, нам надо было обязательно выползти из нашего убежища и восстановить кровообращение. И сделать это потребовало немалых усилий, поскольку все мы кое-как могли распрямить наших спины. Туземцы тщетно пытались развести костёр из обледеневшего плавника, собранного вокруг, пока, наконец, в нетерпении отправиться в путь, я не велел им собираться и идти, надеясь в ближайшем будущем на тёплую хижину и чашку горячего чая. Но здесь наша дополнительная упряжка, управляемая старым Николаем, должна была покинуть нас. Он прошёл, согласно договорённости, столько, сколько мог без еды для себя или собак, и теперь вернётся в Северный Булун. При этом, прежде чем мы расстались, было более чем справедливо, чтобы ему дали поесть лучшего, что мы могли себе позволить; и поэтому, когда его груз был переложен на две другие упряжки, а я обменял наших самых худых собак на лучших из его упряжки, Константин достал оленьи ребра, выкопанные возле Кувины.