В дельте Лены

Разместив наши спальные принадлежности и устроив всё на ночь, туземцы разбудили меня, чтобы я принял участие в приготовленном ими ужине. Хижина эта была построена на одном из их оленьих пастбищ, и потому внутри было множество мясных отходов, которые висели около двери. Шкурки с оленьих ног применяют для изготовления обуви, их снимают с только что убитого животного и отдают женщинам для выделки. После того, как шкурки сняты, с ног снимают то немногое, что есть на них съедобного, а затем подвешивают для просушки и по мере необходимости отрезают от них сухожилия, используемые в качестве ниток для шитья. Их в хижине было довольно много, в основном с копытами, которые, если их нагреть на огне или сварить в супе, вполне можно есть.

Я выпил пинту чая и почувствовал себя значительно лучше, а затем опорожнил деревянную миску, полную пахучего, почти пикантного, бульона, который туземцы наливали из большого котла с голенями, копытами и костями. А когда котёл покипел ещё некоторое время, туземцы дали мне вонючего разваренного месива, и, проглотив его немного с бульоном, я, наконец, закрыл глаза и провалился в столь необходимый мне сон.

Собак накормили объедками, вожаки получили остатки горячего месива, а самых слабых привели в хижину, чтобы они отогрелись. На следующее утро мы проснулись и обнаружили, что шторм всё такой же сильный; но так как до Матвея оставалось всего сорока вёрст, я решил ехать немедленно, так как от этого места самым близким убежищем был Булкур, а населённое место, Кумах-Сурт – ещё дальше на юг, в пятидесяти пяти верстах. Туземцы снова умоляли меня задержаться, говоря, что сегодня воскресенье. «Вот и хорошо, – сказал я, – благословим наш день отдохновения, но мы должны идти дальше или погибнем». На меня напала изнуряющая диарея, и теперь, помимо холода, усталости и недостатка пищи, у меня был новый враг, с которым нужно было бороться.

Теперь я был удовлетворён тем, что сделал всё, что мог сделать в это время года; если Делонг и его люди живы и находятся у туземцев, с ними, безусловно, всё более или менее в порядке, как и у меня; а если мертвы, и в этом тоже едва ли можно было сомневаться, то туземцы поступили мудро, предупредив меня, что я тоже умру, если буду упорствовать в поисках в это время года в поисках кучи трупов, которые я могу безопасно найти и ранней весной. Поэтому я настаивал на немедленном отъезде, говоря, что медлить – значит умереть с голоду, но туземцы смотрели на меня недоверчиво и, указывая на кучу из рыбьих голов, шкур, костей, гусиных крыльев, только улыбались и повторяли: «Кушать многа!».

Да, подумал я, «многа»… но Боже мой! – каким голодным должен быть человек, чтобы признать такую падаль пищей. Бо́льшая её часть кишела червями, удалением которых туземцы особо себя не утруждали. И вот тут я отдал должное пищеварению моего друга Пэдди. Его квадратная нижняя челюсть поднималась и опускалась как жернова, с лёгкостью дробя мягкие кости рыб и птиц. Пэдди был добр ко мне, он размалывая для меня своим топориком мелкие кости, давая мне уверенность, что мне не нужно бояться голодной смерти, и он, как говорится, не пустит голод на порог нашего жилища.

Туземцы также уверяли меня, что собаки должны хорошо отдохнуть и поесть, после чего мы пойдём прямо до того места, где недалеко от Кувины зарыта оленина, и что, если я подожду до понедельника, они остановятся и заберут её, и тогда у нас будет достаточно еды, чтобы дойти до Кумах-Сурта. Я ни в коем случае не был против восстановить силы и поесть ещё из нашего обильного запаса субпродуктов, да и, как говорится, тише едешь – дальше будешь, так что, давая отдых упряжкам, мы, несомненно, делали добродетель необходимостью. Тем не менее, я сказал туземцам, что если погода улучшится, мы не будем останавливаться в Матвее, а немедленно продолжим путь и устроим стоянку в снегу, потому что туземец никогда добровольно не покинет хижину в плохую погоду, если у него есть еда.

Утро понедельника выдалось тихим и ясным, с великолепными крупными звёздами, но очень холодным. Пробежав несколько часов в восточном направлении, мы остановились. Константин разложил мой спальный мешок на снегу рядом с санями и сказал мне залезть в него и поспать, пока они не вернутся. Около часа я лежал в уютном тепле, а потом собаки с лаем вернулись. Туземцы нашли много костей, которые были закопаны прошлым летом, они были все в чёрной земле тундры. У якутов есть обычай срезать мясо с костей своей дичи для удобства транспортировки, а кости закапывать с прицелом на будущее – на случай голода или чрезвычайной ситуации, подобной той, что постигла нас.

Привязав кости поверх наших саней, мы снова двинулись в путь, держась направления вдоль ответвления русла реки к востоку от того, по которому мы шли ранее; миновав пару хижин, которые я велел туземцам тщательно осмотреть, мы, наконец, увидели далеко на юге Матвей.