В дельте Лены

Дверь и крыша были все в дырах, внутри хижины полно снега. Всё это мы поправили, устроили наши постели, расчистили камин и через некоторое время расслабились за котелком ухи и чайником чая. Всё это время я предполагал, что туземцы везут с собой рыбу или какую-нибудь еду для себя; но, какими бы замечательными ребятами они ни были, мой мешок с десятью рыбами, согласно их обычаю делиться припасами в дороге, был единственным, из которого они доставали рыбу; и так как раньше они съели две замороженными, а теперь, пока кипел котёл с тремя – ещё две, то осталось только три рыбы, а это был только наш первый день путешествия. К тому же я вообразил, что только одна рыба попала в котелок в качестве моего вклада в трапезу, и поэтому продолжал спокойно есть, так же, как и они. Потом я обыскал хижину в поисках каких-либо предметов, которые люди Делонга могла оставить или обронить, но не нашёл ничего, кроме нескольких обглоданных оленьих костей.

Спокойный сон, и рано утром мы снова отправились в путь. Я заметил, что мои смуглолицые спутники воздержались от своей замороженной рыбы, и в котелке с ухой было меньше рыбы, чем раньше; но так как её было достаточно, я не беспокоился. Снег и ветер продолжали бушевать, а несчастные собаки повизгивали и дрожали от голода и холода. Они теперь больше походили на диких волков, чем на домашних животных, в своём безумном нетерпении идти, хотя некоторые были слишком слабы, даже чтобы встать. Следуя по руслу протоки, мы пробивались против снежной метели, такой плотной, что не было видно передних собак; которые, наконец, совершенно обессиленные, легли и отказались двигаться. Теперь уже туземцы по очереди перекидывали верёвку через плечо и тащили вожаков за собой, а за ними плелись остальные. Я мало что мог сделать, кроме как сидеть на своих санях и подбадривать. Положение наше было действительно серьёзным; четыреста вёрст отделяли нас от ближайшей помощи в Кумах-Сурте, а туземцы заверяли меня, что такие штормы обычно продолжаются по десять дней, а то и две недели. Если бы это не было исключением, нас, несомненно, занесло бы снегом; ибо, если бы наши двадцать девять собак полностью отказались идти, туземцы, возможно, не смогли бы тащить сани, так как даже сейчас, когда оба трудились в упряжи, мы едва плелись. Во всяком случае, мы должны были преодолеть расстояние в пятьдесят вёрст между Осохтохом и Уэс-Тёрдюном за один день пути, что мы и сделали, добравшись до хижины далеко за полночь. Она находилась между Леной и протокой Умайбыт-Уэся, текущей на северо-восток, но когда туземцы заглянули внутрь, они обнаружили, что там полно снега, и мы продолжили путь до Мачи[78], хижине примерно в миле южнее или сразу за устьем северо-восточного ответвления. Это было сравнительно новое и тёплое жилище с хорошей крышей, и вскоре мы сидели у хорошего огня, потягивая горячий чай. Я заметил, что туземцы обходились без своей обычной порции замороженной рыбы и медлили с приготовлением ужина, поэтому я поторопил Константина поставить котелок с рыбой на огонь.

«Балык суох», – сказал он.

«Что?!» – воскликнул я в изумлении. Он только пожал плечами и протянул мне открытые ладони, повторяя с искренней печалью: «Балык суох».

Зная, что с ними всё в порядке, пока у меня есть рыба, и нисколько не заботясь о будущем, негодяи поспешили съесть мою провизию, не подумав обо мне, и теперь, когда я обвинил Константина в краже, он просто указал на Пэдди и солгал, сказав, что, по его мнению, рыба у него, после чего Пэдди указал на Георгия, и так оно и пошло по кругу, всё их детское вранье вместо того, чтобы мужественно объяснить своё поведение простительной нуждой. На этом вопрос был исчерпан. Я свернулся калачиком в своём спальном мешке и постарался заснуть без ужина, но не для того, чтобы отдохнуть; я не был очень голоден, но старые боли, оживлённые теплом хижины, снова мучили мои ноги. Новых волдырей не появилось, и раны заживали, но боль была ужасной, я ворочался, страстно желая сунуть ноги в снег, пока, наконец, не заснул просто от изнеможения.

После утреннего чая туземцы порылись в кучах мусора в поисках каких-нибудь съедобных отбросов, но не нашли ни кусочка. Затем еле живых собак вытащили из их снежных постелей, и мы направились обратно к хижине в Уэс-Тёрдюне, так как я намеревался пересечь протоку там, где это сделал Делонг, а затем, как и он, держаться её западного берега в надежде достичь поселения. Соответственно, мы поискали вокруг хижины, нашли следы людей и саней, на которых они тащили Эриксена, а затем пошли по ним. Они были совершенно отчётливо видны на льду протоки, потому что сильные ветра очистили его от снега, а когда отряд пересекал реку, полозья глубоко врезались в мягкий молодой лёд. Я также видел, где они пробовали лёд, пробивая его чем-то острым, и где несколько человек провалились и затем выбрались.