В дельте Лены

Среди вещей, которые я забрал из склада, были бутыль и бочонок, оба с небольшим количеством алкоголя. Туземцы вскоре узнали, что у меня есть спиртное, и все собрались вокруг меня в надежде повеселиться. Но, зная, как поведёт себя сей сорняк на такой благодатной почве, я наотрез отказался слушать мольбы Константина про «совсем маленько». «Он пригоден только для огня», – объяснял я им, изображая, как он горит в спиртовой горелке, но они всё равно уговаривали и уговаривали меня, пока, наконец, некий молодой человек схватил бутыль и побежал. Я поймал его прежде, чем он добрался до двери, и, оторвав бутылку от его губ, ударил его ею, расплескав спирт на пол – он тут же лёг на живот и стал жадно лакать драгоценную жидкость. Я выказал немалый гнев по поводу такой дерзости, а затем вылил содержимое бутыли в горящий камин, к величайшему огорчению и ужасу бедного Константина и его друзей.

Перед тем как лечь спать в тот вечер, я договорился об упряжках, которые доставят меня в Булун. С Иннокентия и Кирика было достаточно, а у Константина, хотя ему и надо было вернуться в Булун, не хватало для этого собак. И всё же, поскольку я должен был найти каюров, чтобы упряжки могли быть возвращены в Верхний Булун, Константин стал моим пассажиром. Смышлёный молодой парень по имени Георгий Николаев добровольно предложил свои услуги и прекрасную упряжку собак. Георгий был прилично для местного жителя воспитан (и я всегда находил, что те, кого хорошо кормили и воспитывали, значительно превосходили своих пресмыкающихся собратьев), он был умён и хорошо знал дорогу, и он так мне понравился, что позднее, во время моих вторых поисков Делонга, я снова нанял его. Ещё одним моим погонщиком был тунгус-полукровка по имени Фаддей Ачин, с квадратной челюстью, квадратной головой и весьма решительный. В его натуре всё было разумно и осмыслено. Лицо его уже тогда было покрыто волдырями и язвами, скулы ободраны, цвет лица был необычно серо-свинцовым, а губы черными. Широкогрудый, широкоплечий, стройный, он был намного выше любого якута, которого я видел в этих местах.

И всё же меня поразило не столько его лицо, каким бы чудны́м оно ни было, сколько своеобразие его имени, когда он представился как Пади. «Хорошо, Пэдди[77], – сказал я, – у тебя первоклассное имя!»  Мне, конечно, показалось, что это странное совпадение, потому что у него был облик типичного ширококостного, крепкого ирландца, хотя и темнокожего, и я было подумал, что какой-то предприимчивый кельт добрался до этих безлюдных холодных мест в давние времена. Поэтому я так и стал звать его – Пэдди – и нанял вместе с упряжкой. Изъяснялся он весьма односложно. Сколько у него собак? Одиннадцать, ответил он, показав 11 на пальцах. Когда он сможет начать? Сейчас. Есть у него какая-нибудь еда для себя или упряжки? Нет. Как он собирается жить дальше? Я спросил: «Кушать суох?» Ответом было: «Кушать суох». «Ну что ж, дружище, – подумал я, – если ты можешь это выдержать, то и я смогу».

Вскоре стало ясно, что двух саней недостаточно, чтобы перевезти весь мой груз, поэтому понадобилось нанять третью упряжку, чтобы она помогла нам, по крайней мере, до середины пути и вернулась, когда собаки устанут или не будет хватать еды. Для этого мне рекомендовали старика по имени Старый Николай, как человека, который проходил весь путь от берега Северного Ледовитого океана до Булуна без еды и в разгар зимы; рассказ об этом подвиге он признал, просто сказав: «Верно». Он был не только стар, но и очень беден, и у него не было упряжки, но жители деревни обещали дать ему семь собак. И вот, когда всё было готово, – за исключением, правда, весьма важного продукта питания, который, как заверили меня туземцы, будет предоставлен в надлежащее время, – я, наконец, лёг спать. Ветер к этому времени усилился почти до урагана и дул до утра. Я боялся, что это помешает нашему отъезду, но тем не менее оделся и приготовился к отъезду, плотно позавтракав мороженой и варёной рыбой. Пришёл Константин и сказал: «Погода, пурга, пойдём суох». Я уже выходил наружу и не был так уверен; ветер, конечно, чуть не сбил меня с ног; но он был с северо-запада, и, указав в том направлении, я сказал ему об этом. Тем не менее, когда он помотал головой и настойчиво повторил «пойдём суох», мне не оставалось ничего, кроме как согласиться.