И всё же мне очень хотелось выехать поскорее, я был уверен, что, если мне удастся напасть на след Делонга, я вскоре найду его отряд, несомненно, мёртвых, в какой-нибудь хижине или овраге на берегу реки. Тогда я должен немедленно начать поиски, прежде чем долины покроются глубоким снегом – тогда надежда будет только на то, что они установят флагштоки, чтобы привлечь внимание спасателей или проезжающих мимо туземцев. Я не ожидал найти их живыми, моя единственная надежда заключалась в том, что они, как Ниндеманн и Норос, вышли к туземцам, если таковые могли им встретиться где-нибудь посередине между Ары на юго-востоке, и Северным Булуном на северо-западе. По крайней мере, я мог бы успеть спасти их тела от диких зверей и сохранить наши ценные записи. К тому времени я уже понимал, что если я задержусь до весны, то все следы моих несчастных товарищей будут сметены потоками воды, которая в это время года полностью затопляет дельту и оставляет на берегах на высоте сорок футов над рекой огромные бревна размером с корабельные мачты. Когда завтрак закончился, вошёл Георгий и твёрдо заключил: «Пурга, пешком суох, завтра».
Но вскоре торжественно явился Пэдди, вооружённый с головы до пят для битвы со штормом: головной убор, рукавицы, остол и всё такое. Он уже собирался, как я подумал, тоже одобрить отсрочку нашей поездки, поэтому поспешил обратиться к нему:
«Пойдём, Пэдди?» – спросил я.
«Пойдём», – согласился он, не меняя выражения лица.
Константин энергично запротестовал, но так как уже пришёл Старый Николай, явно готовый к отъезду, хотя, правда, сильно склонный встать на сторону Константина, я почувствовал, что Пэдди значительно усилил мои позиции, поэтому повелительно скомандовал: «Поторопитесь, идём!».
Глава XVI. Сражение с бореем
Мы отправились в снежную бурю, взяв курс на Осохтох, где была найдена вторая записка Делонга. Если бы только шёл снег, наши трудности были бы сравнительно небольшими; но яростно дувший ветер повернул сперва с северо-запада на север, а вскоре и на восток, прямо нам в лицо. Собаки были слабы, сани перегружены, а старый Константин продолжал уныло пророчить, что шторм будет продолжаться десять дней. Я уже сожалел, что заставил туземцев идти, потому что они не любят идти против ветра, как и собаки, которые отказывались работать, опускали головы и отворачивались от слепящих порывов ветра. Это, соответственно, создавало проблемы для погонщиков, и я почти отчаялся; собаки выли в унисон с бурей, а туземцы не покладали своих дубинок. Пэдди наглядно описал мне ситуацию, усаживаясь на сани после того, как в сотый раз распутал упряжь и выстроил упряжку в линию, – «Собака и мужчина, пурга беда!», – сказал он, приложив указательный палец к переносице. —«Пурга помри». Под этим он подразумевал, что ветер, ударяющий им в глаза, убьёт всех. И он был прав: холодный ветер сначала вызывает головную боль, затем сонливость и, наконец, сон, от которого нет пробуждения.
Мы терпеливо продвигались дальше и уже гораздо позднее времени, когда мы должны были добраться до Осохтоха, остановились у маленькой старой хижины, вернее, её развалин. Туземцы подъехали к ней просто как к ориентиру и чтобы передохнуть. Попасть внутрь было невозможно, поэтому мы просто уселись на снег с её подветренной стороны. Туземцы покурили, потом пообедали мороженой рыбой, смеясь над моим отказом присоединиться к ним; ибо я решил дождаться горячей еды в Осохтохе, куда мы прибыли значительно позже полуночи, крайне утомлённые дорогой. Собаки так устали, что, как только сани привязали, свернулись калачиками и заснули, даже не дожидаясь своей привычной рыбы; и это было к лучшему, потому что дать им было нечего. По прибытии я с удовольствием заметил высокую жердь с прикреплённым к ней указателем на склад с олениной, про который мне сказал один из сыновей Константина.