В доме музыка жила. Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Святослав Рихтер

С Викторией Ивановой нас связывает, помимо дружбы, чувство творческого сотрудничества. Я подчеркиваю – творческого, потому что никакие личные симпатии между нами никогда не влияют на решение: исполнять или нет. Но каждое удавшееся музыкальное содружество является праздником, потому что это действительно рождение и претворение замысла композитора.

Ее первый приход ко мне был связан с моей глубокой и долголетней дружбой с чудесным человеком, большим музыкантом – Людмилой Павловной Глазковой. О ней мне хочется сказать особо как об интереснейшем, разносторонне образованном, преданном искусству, без капли корысти, человеке. Неповторимая исполнительница народных песен, не заезженных, а всегда свежих. Она умела их находить. Отобранные с большим вкусом из разных сборников, которые она всю жизнь искала, они обогащали ее репертуар. Ее редкие, примерно раз в год, концерты были праздником вокального искусства. Людмила Павловна Глазкова на протяжении всей своей жизни ни на минуту не переставала искать… Искать музыку для певцов, искать певцов для наилучшего исполнения музыки, сочетать певцов с композиторами. И вот звонок по телефону: “Послушайте очень интересную певицу Иванову – она только что окончила Институт имени Гнесиных”.

Состоялась наша первая встреча. Иванова спела мою детскую песенку “Тик-так”. Чистота интонации, безупречное чувство формы, чувство ответственности за каждый звук, за каждую паузу пленили меня. С тех пор прошло не меньше десяти лет. Он песенки “Тик-так” к романсам “И в эту ночь”, “Сосна”, романсам на стихи еврейских поэтов, миниатюрам на стихи Маршака и Эммы Мошковской. Этот наш постоянный репертуар продолжает пополняться.

Характерные черты Ивановой – это бескорыстное служение искусству, отказ от компромиссов, принципиальность. Она отшлифовывает линию вокальной кантилены, не теряя внутреннего накала, с неизменным вкусом. Все это дается большим трудом, и, как всегда в искусстве, то, что как будто естественно и просто, является плодом огромного творческого усилия и постоянного беспокойства. Я не помню ни одного выступления с Викторией Ивановой, когда бы перед выходом на сцену она была спокойна. Будь то детская аудитория или взрослая, самая разнообразная по уровню, певица всегда ответственна».

Я очень хорошо знала Викторию Николаевну – Вику (как мама ее называла) Иванову. Необыкновенно в ней было все. Она действительно никогда не пела того, что не признавала искусством. Таких примеров мало. И из советских композиторов пела, как мне кажется, только Прокофьева и мамины сочинения. Пела Баха, Грига, Шумана, Глинку, Варламова, Дебюсси, некоторые русские народные песни. Иванова – еще один пример «невхождения в обойму». Ее великолепно знали слушатели, высоко ценили и ценят музыканты, но она оставалась как бы в стороне от «успехов советского искусства». И, конечно, слава Богу. Хотя, думаю, при более благоприятном отношении к себе она могла бы иметь больше лучших залов и больше официального признания. Вот уж кто был аполитичен. Всей душой я чувствовала меру неприятия ею всей ахинеи, не имевшей никакого отношения к искусству.

Она не могла не тронуть человеческую душу своим пением. Соединение необыкновенно красивого, единственного в своем роде флейтового тембра с органичной музыкальностью, проникновением в музыкально-литературно-художественный смысл сочинения, полная искренность и та высшая простота, которая царит лишь на вершинах искусства, делали ее исполнение совершенно уникальным. Кстати говоря, в дальнейшем Виктория Иванова расширила свой репертуар. Как только это оказалось дозволенным, она стала петь очень много старинной, религиозной и светской музыки. Слушать ее всегда было счастьем. Человек необычайно трудной личной судьбы, Виктория Иванова, запрятав горе в тайниках души, к которым почти никто не имел доступа, была настоящей артисткой, полностью отдававшейся творчеству. Артистизм ее был не только вокального свойства. Она могла, если хотела, мгновенно стать центром любого общества. Помню, как у всех скулы болели от смеха во время ее монолога «С Таханроха я…» Несмотря на полноту, она отличалась невероятной гибкостью и во время репетиции с мамой проделывала в ее кабинете головокружительные кульбиты, перекувыркиваясь прямо на ковре. Еще не могу не вспомнить ее письма маме, непринужденные, изящные, остроумные, талантливые – маленькие шедевры.

Она действительно работала над сочинением так серьезно, как это только возможно. Потом, в один прекрасный день, присутствуя на репетиции совсем других музыкантов, я вдруг поняла, что эта скрупулезная работа, осмысление каждой ноты, штриха, фразы – все, о чем не подозревают слушатели, понятия об этом не имеют, даже когда пытаешься объяснить им, о чем речь, приводит к настоящему успеху.

Иванова поет только камерную музыку, предана ей и только ей – одна из лучших камерных певиц нашего времени. После 1976 года я следила за Ивановой по радио, я не видела ее с тех пор, как мамы не стало. Горе воздвигло стену между нами.