В движении. История жизни

Мы с Ричардом встретились в 1972 году в офисе Колина Хэйкрафта, когда последний готовил к публикации не только мои «Пробуждения», но и книгу Грегори «Иллюзия в природе и искусстве». Ричард оказался крупным мужчиной, на голову выше меня, импульсивным и буквально пышущим энергией – и телесной, и интеллектуальной. В нем сочетались некая чистота и любовь к шуткам, что делало его похожим на огромного двенадцатилетнего подростка, неугомонного и веселого. Меня покорили его ранние книги «Глаз и мозг» и «Умный глаз», где нашла воплощение работа его мощного, страстного интеллекта, в которой любовь к игре удивительным образом сочеталась с глубиной и основательностью. Вы опознаете написанное Ричардом предложение так же легко, как такт, написанный Брамсом. Нас сближал интерес к визуальным системам мозга, а также к тому, какое воздействие на механизмы визуального опознания оказывает болезнь или оптическая иллюзия[78].

Грегори был уверен в том, что воспринимаемые образы не являются простым воспроизведением чувственных данных, получаемых глазом или ухом, но должны быть «сконструированы» мозгом при взаимном участии его многих подсистем, постоянно получающих информацию от памяти и корректирующих свою работу в соответствии с параметрами вероятного и ожидаемого.

В течение своей долгой и плодотворной карьеры Ричард сумел показать, что зрительные иллюзии открывают главную дорогу в деле понимания различных неврологических функций. Важнейшей идеей для него была идея игры – как интеллектуального занятия (он был мастером каламбура) и как научного метода. Он полагал, что мозг играет идеями, а то, что мы называем результатами восприятия, есть, по сути, «перцептивные гипотезы», сконструированные мозгом, который, сконструировав их, в них же и играет.

Когда я жил на Сити-Айленде, я часто посреди ночи вставал, садился на велосипед и отправлялся кататься по пустым улицам. Однажды я заметил странный феномен: если я смотрел на спицы вращающегося переднего колеса, то в какой-то момент они словно застывали, как на фотографии. Это заинтересовало меня, и я тут же позвонил Ричарду, забыв, что в это время у него в Англии еще раннее утро. Но он весело отреагировал на мой звонок и сразу же, с ходу, представил три гипотезы. Не «застыло» ли колесо в результате стробоскопического эффекта, вызванного осциллирующим потоком от моего динамо? Или этот эффект был результатом судорожных движений глаз? Или он указывал на то, что мозг фактически «конструирует» картину движения на основе серии статических положений колеса?[79]

Мы разделяли с Ричардом настоящую страсть к стереоскопическому зрению. Он иногда посылал друзьям стереоскопические рождественские открытки, а его похожий на музей дом в Бристоле был полон старых стереоскопов и прочих разнообразных оптических инструментов. Я часто консультировался с ним, когда писал о Сьюзан Бэрри – Стереоскопической Сью, которая с ранних лет утратила способность к стереоскопическому зрению и вернула ее себе в возрасте пятидесяти лет. Подобные явления ранее считались невозможными, и большинство полагало, что для обретения стереовидения нам дан только очень краткий период в раннем детстве, и если к двум или трем годам ребенок не обретает его, позже он это уже сделать не сможет.

А потом, вслед за Стереоскопической Сью, только в обратном порядке, я сам стал терять способность к стереоскопическому видению – один глаз у меня начал слепнуть и постепенно ослеп совсем. Я писал иногда Ричарду о том, как после целой жизни, на протяжении которой мир открывался передо мной всей своей богатой и прекрасной стереоглубиной, я вдруг увидел его плоским и таким нелепым, что иногда терял само представление о расстоянии и глубине. Отвечая на мои вопросы, Ричард был бесконечно терпелив, а его откровения были чрезвычайно ценны. Именно Ричард – более, чем кто-то другой, – помог мне осмыслить то, что я переживал.

Как-то в начале 1993 года Кейт передала мне телефон и сказала:

– Это Джон Стил, он звонит с острова Гуам.