Въ двнадцатомъ часу

— Только то, что вы со мной поступили какъ негодяй. Я предложилъ вамъ гостепріимство въ своемъ дом, вы приняли мою пріязнь, и улыбаясь пожимая мою руку, ненавидли меня и втайн торжествовали надъ моимъ ослпленіемъ и слабостью. Я готовъ былъ доврить вамъ свое имущество, жизнь жены моей и дтей моихъ, а вы доказали мн, что напрасно искать честности въ васъ и вамъ подобныхъ. Знаете ли вы, милостивый государь, что такое означаетъ слово джентльмэнъ на моемъ язык и что составляетъ лучшую сущность джентльмэна? Честь и правда. У васъ, нмцевъ, нтъ для этого ни имени, ни дла.

Кипла кровь Свена отъ оскорбленій, которыми осыпалъ его противникъ, не подъ силу приходилось ему въ эту минуту думать о томъ, какъ онъ самъ смертельно оскорбилъ этого человка. Свенъ готовъ былъ броситься на врага и своими руками задушить его; но тогда онъ не могъ бы высказать ему все, что накипло у него на душ.

— Вы кончили? закричалъ онъ въ порыв дикой торопливости: — ну такъ выслушайте же и вы меня. Бросаю въ вашу голову вс оскорбительныя слова, сказанныя вами. Вы осмливаетесь упрекать меня въ измн и вроломств противъ васъ? Вы обвиняете меня, что я нарушилъ права гостепріимства? Пускай и такъ! но какъ же вы поступили съ бдною двушкой, доврчиво послдовавшей за вами, для которой вы должны быть отцомъ, мужемъ, братомъ? Она хотла только любви — честная женщина ничего другого не можетъ желать — но это было единственное, чего вы не дали ей. Любовь! Иметъ ли о ней понятіе холодный, безсердечный эгоистъ, какъ вы? Что вы сдлали изъ драгоцннаго залога, который попался въ ваши грубыя, неотесанныя руки? Изъ простодушной, великодушной двушки вы сдлали женщину съ надломленною жизнью, которая должна собрать всю силу своей гордости, чтобъ не пасть. Я укралъ у васъ то, чмъ вы некогда не владли и никогда не были достойны владть: Укралъ любовь вашей жены и радуюсь тому. что пользы въ томъ, что вы, жалкій хвастунъ съ вашей честью и правдою, заманили меня хитростью, чтобъ утопить, какъ собаку? Живая или мертвая, эта дивная женщина все же моя, а вы во всякомъ случа потеряли ее, останетесь ли вы живы, или нтъ!

Когда страсть, бушевавшая въ сердц Свена, вызывала эти безумныя слова, онъ не замчалъ, какъ лодка была унесена бурею на средину фарватера; не замчалъ, что среди плещущихъ волнъ и бушующаго дождя глухо раздавался еще какой-то посторонне шумъ все ближе къ нимъ; не замчалъ, что сквозь густой туманъ смотрлъ на нихъ огненный глазъ, и какъ черная масса съ ужасающею силой неслась прямо на нихъ — ничего не замчалъ, пока грохотъ бурныхъ колесъ и свистокъ парохода не пробудили его отъ безумія и пока не уставился на него огненный глазъ чудовища.

— Праве! ради Бога праве! закричалъ онъ, вскакивая съ мста и бросаясь къ Дургаму.

— Зачмъ? сказалъ Дургамъ: — живой или мертвый я потерялъ ее, но и вы не должны владть ею!

И съ этими словами онъ повернулъ руль, такъ что легкая лодка попала на волну, которую чрезъ минуту долженъ перерзать пароходъ. И вотъ налетло чудовище. Толчокъ, трескъ, страшный крикъ: стопъ! — зашумли колеса, остановивщіяся въ кипучихъ волнахъ. Темная масса мелькнула мимо Свена, веревка, брошенная съ парохода, случайно упала прямо въ руки утопающему. Судорожно ухватился онъ за орудіе спасенія; сильныя руки втащили его по спущенной съ парохода лстниц и затмъ послдовалъ глубокій обморокъ, который благотворно подйствовалъ на душу Свена, обезумвшаго отъ послдней сцены.

Глава одиннадцатая

Свенъ еще не очнулся, когда чрезъ полчаса времени его перенесли на его квартиру, и въ такомъ состояніи безчувственнности нашелъ его и Бенно, за которымъ сбгала сама госпожа Шмицъ въ смертельномъ страх. Бенно былъ до такой степени потрясенъ, что вынужденъ былъ призвать на помощь всю силу своего эластичнаго ума, чтобъ съ надлежащей твердостью прибгнуть ко всмъ средствамъ, которыя требовались въ положеніи Свена. Когда обильное кровопусканіе уменьшило опасность, Бенно поспшилъ предложить свои услуги мистрисъ Дургамъ, въ предположеніи, что до нея еще не достигла всть о совершившейся катастроф; друга же своего онъ оставилъ на попеченіи госпожи Шмицъ. Вскор онъ вернулся блдне и тревожне прежняго, и несмотря на сильное сопротивленіе Шмицъ, выпроводилъ ее изъ комнаты для того, чтобы самому присматривать за больнымъ, который въ полузабыть громко бредилъ. Въ эти долгіе, страшные часы Бенно получилъ удостовреніе въ томъ, что онъ давно уже предугадывалъ, и его всегда веселая, бодрая душа становилась печальне по мр того, какъ его глазъ заглядывалъ въ глубину зіяющей, мрачной пропасти, такъ внезапно разверзшейся и готовой поглотить и другую жертву. Всть объ ужасномъ событіи, которую Бенно передалъ ей въ самыхъ осторожныхъ словахъ, до того поразила ее, что она содрогнулась, какъ будто рукою ухватилась за раскаленное желзо, но ни однимъ признакомъ не обличила слабости, свойственной ея полу. Когда молодой докторъ выразилъ предположеніе, что мистеръ Дургамъ можетъ быть спасся, какъ искусный пловецъ, она сказала отрывисто и сурово: