Въ двнадцатомъ часу

— Смотри пожалуй! сказалъ Бенно, и почти пржняя юмористическая улыбка сверкнула въ его черныхъ глазахъ: — смотри пожалуй, къ какимъ жалкимъ софизмамъ должна прибгать твоя нкогда такая логичная голова, для того чтобъ защищать дурное, нечестное дло. Что ты меня считаешь филистеромъ — да простятъ теб эту несправедливость твой отецъ Аполлонъ и девять музъ, которые это лучше знаютъ; но что ты хочешь уврить меня, признаннаго професора антропологіи и психологіи, хочешь уврить, что въ твоемъ положеніи X надо принимать за У — ужъ извини, этого не можетъ допустить мое академическое достоинство. Подобные жалкіе мыслители, какъ ты, любезный Свенъ, почти всегда подвергаются опасности втянуться душою и тломъ въ бездну страсти, то-есть со шкурой и волосами попасть въ пасть демона. Пламя сладострастія, которое мы, втренные сыны міра, принимаемъ за то, что оно въ дйствительности, для васъ всегда сливается съ страстнымъ стремленіемъ сердца къ невдомому, а такъ-какъ вы вообще уврены, что добро желаете ради добра — какъ и въ подобномъ случа, въ который ты теперь попалъ — то для вашей головы невмстима мысль, что и вы иногда, хотя по исключительному случаю, какъ простые смертные, находитесь подъ вліяніемъ эгоизма. Кром того, мой любезный Свенъ, ты хорошо знаешь, что Шекспиръ — а вдь онъ тоже немножко толкъ зналъ въ этихъ длахъ — сказалъ: «Никто такъ легко не попадается въ ловушку, какъ мудрецъ, вступающій въ орденъ глупцовъ; та мудрость, которая отъ глупости высижена, всегда воображаетъ себя подъ щитомъ мудрости.» Счастье вашей возлюбленной, какъ вы утверждаете, составляетъ всю сущность вопроса для васъ; почему вы, когда это нужно для васъ, весь міръ необдуманно приносите въ жертву; только вы сами какимъ-то удивительнымъ способомъ исключаетесь изъ этой жертвы; не изъ малодушія или другой неблагоразумной причины — нтъ, Боже сохрани! какъ могутъ такъ поступать избранники сердца? — но оттого, что вы считаете себя нераздльною частицей счастья возлюбленной, которую никто на свт не можетъ такъ любить, какъ вы. Въ такомъ круг вы кружитесь до-тхъ-поръ, пока у васъ голова кругомъ пойдетъ, пока вы потеряете спокойный, объективный взглядъ на остальной міръ, пока благороднйшія чувства человка — справедливость, сознаніе добра и зла — совершенно тупютъ и ваша гуманность, ради которой вы столько шуму длаете, уступаетъ мсто тупому себялюбію, въ которомъ счастье и горе ближняго вамъ уже кажутся не важне какъ для легкомысленныхъ мальчишекъ жизнь майскихъ жуковъ и бабочекъ.

— Надъ шрамами смется тотъ, кто самъ раненъ не бывалъ. Попробуй-ка Корнелія тебя полюбить, такъ ты бы совсмъ иначе заплъ!

— Точно такъ же, какъ и ты, еслибъ Корнелія другого любила.

— Но она любитъ меня, а никого другого.

— Долженъ ли я теб сказать нчто, отъ чего, быть можетъ, грозитъ мн опасность потерять твою дружбу? Вотъ видишь ли, несмотря ни на что происшедшее, я не врю, чтобъ эта женщина тебя любила. Нтъ; но не смотри же на меня такъ грозно, а лучше выслушай спокойно. Въ этой женщин, какъ и въ теб, существуетъ стремленіе къ недосягаемой высот, къ несбыточному блаженству — стремленіе, которое никогда не осуществлялось въ жизни и никогда не можетъ осуществиться. Она любитъ идеалъ, созданный ея всемогущею фантазіей, къ которому въ конц концовъ ты такъ же мало подходишь, какъ и всякій другой смертный. Лучшее доказательство тому служить то, что даже любовь мужа не удовлетворяла ее. Не кривляйся съ такимъ презрніемъ; ты не зналъ Фрэнка Дургама, но я его узналъ, и говорю, это былъ человкъ благороднйшій, великодушнйшій, человкъ, котораго ни одна женщина не была достойна; въ немъ я не зналъ недостатковъ, кром одного, за который онъ поплатился жизнью; этотъ недостатокъ — онъ слишкомъ много любилъ свою жену. Ну а теперь хоть и я не волшебникъ, а все-же хочу сдлать теб предсказаніе. Въ душ Корнеліи пробудится съ каждымъ днемъ сильне раскаяніе, что она была причиною смерти этого достойнаго человка; достоинства его она только теперь оцнитъ и не далеко время, что она, хотя бы въ мысляхъ поставивъ тебя на его мсто, увидитъ въ теб причину своего страшнаго увлеченія, которое лишило ее мужа, лишило ея дтей; — отца... Ну теперь довольно, и даже чрезчуръ довольно на ныншній день. Принимай лекарство акуратно и подумай о томъ, что я теб сказалъ. Завтра утромъ я зайду къ теб предъ лекціею.

Бенно схватилъ шляпу и оставилъ Свена наедин съ своею совстью.

Глава двнадцатая.