Въ двнадцатомъ часу

— Чего же ты хочешь? Это была дуэль чрезъ платокъ, говорилъ Свенъ: — если я остался живъ, такъ это конечно не его вина. «Я потерялъ ее», были его послднія слова: «но и вы не должны владть ею.» Думаю, что это довольно ясно.

— Но, Свенъ, что съ тобою? или ты совсмъ Бога забылъ? воскликнулъ Бенно: — ты такъ говоришь, какъ-будто жизнь человка стоитъ не дороже воробья! Если даже положимъ такъ и было, то разв у васъ были одинаковыя ставки? Разв ты такъ же много терялъ, какъ и онъ? И разставаясь съ жизнью, разв ты въ то же же время разставался съ своими любимыми дтями? А я говорю теб, Дургамъ нжно любилъ своихъ дтей.

— Думалъ ли онъ о нихъ, когда вызывалъ меня на смертный бой? сказалъ Свенъ: — онъ не думалъ о нихъ; для него, какъ и для меня, былъ одинъ вопросъ: обладать Корнеліей или умереть; въ этомъ мы были съ нимъ равны. Да, продолжалъ онъ угрюмо: — теперь я врю тому, чему прежде не врилъ; да, онъ любилъ свою жену — не такъ, какъ я: нтъ, это невозможно! — но любилъ. И что же? Она должна была сдлать выборъ: онъ или я — и выбрала меня. Онъ долженъ бы уважать ея волю, какъ и я покорился бы, еслибъ она отвергла мою любовь. Зачмъ онъ не отступилъ? Это была его обязанность. Если ты возбраняешь женщин отдавать свою любовь по свободному выбору, то низводишь ее въ состояніе рабства.

— Но тутъ не можетъ быть и рчи о выбор! закричалъ Бенно: — выборъ его былъ сдланъ и давно уже ршенъ. Ей слдовало уважать свой выборъ, который она добровольно сдлала.

— Но если этотъ выборъ оказался ошибкою, неужели же ошибку надо возводить въ святыню, если разъ она сдлана? Въ такомъ случа считай святыней всякое скверное учрежденіе, подъ которымъ люди стонутъ, святынею только потому, что оно разъ было установлено; да и каждую болзвь не лечи, потому что она уже совершившійся фактъ, который по твоему мннію надо уважать.

— Не сравнивай моей благородной науки съ вашими дурачествами! закричалъ Бенно запальчиво: — и потомъ, что тутъ излечилось по твоей милости? И скоре не чрезъ твое ли вмшательство въ чужія дла, отнюдь тебя не касающіяся, все это ухудшилось, до такой степени ухудшилось, что хуже и быть не можетъ? что сталось съ тмъ благородномыслящимъ человкомъ, какимъ ты прежде былъ, который для одного себя и счастья не хотлъ, желая, чтобъ и другіе принимали въ немъ участіе? Да, гд тотъ человкъ, который только счастьемъ другихъ былъ самъ счастливь? Какое счастье ты внесъ въ это семейство? Ты отнялъ жизнь у благороднйшаго, честнйшаго человка, ты отнялъ отца у дтей. И неужели ты думаешь, что всмъ этимъ теб одному пріятнымъ, ты сдлалъ счастливою мистрисъ Дургамъ? Можешь ли ты поистин наслаждаться своимъ счастьемъ, купленнымъ цною смерти честнаго человка? И въ минуту самыхъ очаровательныхъ грёзъ не будешь ли ты содрогаться при воспоминаніи о немъ? И что скажетъ твоя возлюбленная, когда дти станутъ у нея спрашивать: «Мать, гд нашъ отецъ?»

Съ такой горячностью чувства никогда еще не случалось ему говорить и его убжденія произвели свое вліяніе на Свена. Но именно по чувству сознанія, что нельзя опровергать разумныя причины Бенно, Свенъ тмъ съ большей запальчивостью отвчалъ ему:

— Какъ можешь ты бросать па меня отвтственность за послдствія отношеній, которыя гораздо прежде носили въ себ зародыши гибели? Вотъ въ этомъ-то именно заключается проклятіе грха, что онъ постоянно рождаетъ новое зло. Горе человку, когда онъ становится между двумя существами, которыхъ природа создала другъ для друга! Горе тому, кто бросается между двумя огнями, которые неудержимо стремятся другъ къ другу! Пускай тогда не жалуется, если пламя его поглотитъ... Нтъ, Бенно, нтъ, несмотря на вс твои слова, онъ долженъ былъ умереть! Не таковъ онъ былъ человкъ, чтобъ добровольно выпустить на свободу то, что ему разъ въ руки попало — нтъ, ужъ этому не бывать! И насколько я понимаю, другого выхода не было; онъ долженъ былъ умереть, не для меня — ничего я не хочу для себя! — но для нея, чтобъ она могла свободно наконецъ взглянуть на жизнь и отдаться человку, котораго она истинно любитъ, потому что онъ ее истинно понимаетъ. Что на меня палъ жребій быть этимъ человкомъ — это случай. Никогда я не добивался и не надялся такого счастья. Но если на долю мою выпало это счастье по ея свободному выбору, то я хочу этимъ воспользоваться наперекоръ всмъ филистерамъ, которые искони-вковъ имли право открещиваться отъ всего, что не подходитъ подъ узкую рамку ихъ пошлыхъ умозрній.