В двух битвах

...Налет кончился. К радиостанции первым пришел водитель. Увидев комиссара, виновато опустил глаза, молча принялся проверять двигатель. Следом за ним вернулся главстаршина.

— Почему бросили машину и убежали?! — спросил комиссар.

Шофер и Ганкин смущенно молчали.

— Как вы посмели без разрешения заглушить мотор, не позаботившись об укрытии машины?!

— Я... Я... Построек вблизи не было, поэтому и заглушил на дороге, — невнятно пробормотал водитель.

— Построек? А деревья? Почему под деревьями не укрыли?

— Виноват. Струхнул малость... Главстаршина так подал команду... В общем, струсил. Чего там!

Комиссар повернулся к начальнику радиостанции:

— А вы, главстаршина, почему не приняли мер к укрытию машины и бросились спасать свою милость?! Вы же начальник станции!

— Так точно, начальник!

— Так в чем же дело? Как понимать ваш поступок?

— Я признаю свою вину. Больше этого не будет.

— Смотрите, Ганкин! Предупреждаю вас и шофера.

— Ясно, товарищ комиссар! — ответили оба в один голос.

— Садитесь. Заводите машину.

Часа два они ехали спокойно. Ганкин продолжал стоять на подножке. Он теперь больше молчал, иногда поглядывал на небо. Отдельные «мессеры» появлялись в воздухе, но Ганкин о них уже не докладывал. Только когда подъезжали к густому лесному массиву, главстаршина нарочито спокойным голосом доложил:

— Товарищ комиссар, вдоль дороги пять «юнкерсов». Какие будут приказания?

— Далеко самолеты?

— Нет, совсем близко.

— Сворачивайте в кустарник, — сказал комиссар. – Машину укрыть.

Самолеты врага были близко. Не успел Андрей залечь, как над головой прогремели короткие очереди. Разрывные пули затрещали в ветках кустарника. За пятеркой прошла девятка «юнкерсов». Они также стали прочесывать кусты и балку, где скопилось несколько машин и повозок.

Но вот самолеты опять ушли. Балка ожила. Внимание всех привлек бултыхающийся в ручье человек. Вначале было непонятно, почему он там оказался. Последовавший диалог внес ясность в происшедшее.

— Привет, Вася! Ты что, прямо с повозки спикировал в воду?

— Спикируешь, коли так прижмут. Ну чего... чего ты ржешь, как сивый мерин? Мне же из того укрытия и стрелять по самолетам было ловчее.

— Видал его. Герой! А может, все же спикировал?

— И спикировал, — без капли смущения ответил повозочный. — На войне все неровности земли надо использовать, коли фриц прижал. Важно другое: стрелял-то как?

Довольный хорошим, бодрым настроением бойцов, комиссар Николаев зашагал к машине и вскоре впереди колонны направился дальше. В голове теперь вертелась одна мысль: «Куда же направят бригаду? Что ждет ее на кровавых полях войны?» Для него, комиссара, пока что ясно одно: прощай 3-я ударная армия! Прощай, река Ловать!

2. В штабе армии

В тот же день комбриг и комиссар побывали в штабе 3-й ударной армии. Командарма Пуркаева не застали — выехал в войска. Пошли к члену Военного совета Пономаренко. Еще до выхода на марш комиссар Николаев намеревался повидать его, рассказать ему о последних боевых действиях и посоветоваться по ряду вопросов, связанных с перебазированием.

Пономаренко принял их в небольшой избе сразу же, как ему доложили. Беседа затянулась. Пономаренко, облокотившись на стол и подперев рукой подбородок, с вниманием выслушал рассказ комбрига и комиссара бригады о последних боях. Из вопросов, реплик, пояснений Сухиашвили и Николаев увидели, что член Военного совета в курсе многих боевых дел моряков, информирован и о 150-километровом рейде бригады по тылам 16-й фашистской армии, и о боях под Михалкином, Костковом, Каменкой.

— Молодцы, молодцы моряки, ничего не скажешь. — Пономаренко поднялся со стула и заходил по избе. — Дрались отчаянно. А ваше упорство в обороне просто поразительное! Три месяца отбивали атаки врага, нередко вдесятеро превосходящего силы моряков.

Член Военного совета грузно опустился на стул, постучал пальцами по столешнице и заговорил:

— Мы ведь дела ваших моряков не раз ставили в пример другим дивизиям. Да, да. Говорили, берите пример. Вот и последнюю атаку на окруженную группировку в Холме также поставили в пример. Многие полнокровные части всего только захватили первую траншею, а неполный батальон вашего Морозова две траншеи протаранил и под самыми стенами Холма оказался. Это же настоящие богатыри! В тот же час вся 3-я ударная армия узнала об этом. А Хмара, главстаршина ваш. Этого молодца не только армия, — весь фронт знает. Ну, ни дать ни взять, родной брат знаменитого матроса Кошки из севастопольской обороны!

Во время разговора Пономаренко почти не отрывал от собеседников умных, проницательных глаз. Говорил негромко, спокойно, лишь изредка повышая голос.

— Когда я познакомился с вашим рейдом по тылам 16-й фашистской армии, вашими замечательными ночными штурмами, ей-ей, задумывался: как же врагу удалось вас в феврале остановить под Таракановом и не пустить на Локню?

Сухиашвили сдвинул черные брови, лицо его помрачнело. После непродолжительной паузы он не удержался и заговорил: