В двух битвах

— Живой...

— Ловко вы его швырнули, товарищ комиссар. И вовремя. А то мне не с руки было его шлепнуть...

Глушков выглянул из траншеи и, к великой радости, увидел застывший гитлеровский танк со свастикой. Но атака не прекратилась. Танки пошли снова. По ним открыла огонь артиллерия. Одну лобастую громадину подбили, другая загорелась от прямого попадания снаряда. Из горящего танка выбросился экипаж. По нему открыли губительный огонь из автоматов.

Пропустив через траншею танки, Глушков поднял роту в контратаку. По полю прокатилось «Ура!». Фашисты не выдержали натиска гвардейцев и бросились бежать. Как мелкие воришки, попавшиеся с поличным, согнувшись в три погибели, они удирали в свою траншею.

— Глушков, бежавший первым, остановился, тяжело дыша, взялся за сердце:

— Одышка... Будь ты неладна.

Подбежал Васильев:

— Что с вами, товарищ комиссар?

Комиссар махнул пилоткой:

— Все в порядке. Вперед! — и зашагал вслед за наступающей ротой.

В траншее врага кипела рукопашная.

Солдат в грязных зеленых мундирах было так много, что могло показаться — гитлеровцы дерутся между собою. Стрелять нельзя: поразишь своих. Оставалось единственное — помочь прикладом автомата.

— Держитесь, бра-а-т-цы! — крикнул Глушков, спрыгнув в траншею. Ударом ноги он сбил двоих. Третьего свалил прикладом.

Очкастого, очень подвижного гитлеровца, изловчившегося нанести удар Глушкову, Васильев очередью в упор пригвоздил к стенке. Другой же фашист выбил из его рук автомат, схватил за грудки, и они покатились по траншее. В это время Глушкова чем-то ударили по голове. Он упал. Собрав все силы, попытался встать, не мог. Кружилась голова, из-под ног уходила земля... «Досадно, не могу помочь. И наших поблизости нет... — Глушков осмотрелся вокруг. Вблизи валялись обломки двух автоматов, несколько рюкзаков. — Да что же я ищу? У меня же...»

В эту секунду Глушков увидел, как в руке одного офицера блеснул нож, и фашист с силой вонзил его в грудь советского солдата. Тот вскрикнул и повалился. Комиссар выхватил из кобуры пистолет и в упор выстрелил в лицо фашиста. Так же разделался и с тремя другими. Попытался прикончить еще одного, но тот ловко подставил под дуло его пистолета гвардейца.

— Не спрячешься, скотина! — крикнул Глушков, дернув на себя воина, и выстрелил в фашиста.

В это время очухался раненый фашист и очередью из автомата сразил комиссара. Обливаясь кровью, Глушков повалился на руки Васильева. Обезумевший от горя солдат, обливаясь слезами, бережно уложил комиссара на дно траншеи, расстегнул на нем ремень, гимнастерку, извлек индивидуальный пакет, хотел перевязать, но было поздно... Четыре пули в грудь навылет. Как не хотелось этому верить!

— Не смотри, не смотри! Перевязывай! Скорее останавливай кровь! Ишь как она хлещет! — кричали солдаты Васильеву, который склонился над Глушковым. Один солдат побежал искать медработника. Вернулся с санинструктором. Тот пощупал пули и снял пилотку.

Андрей вспомнил о вечерней беседе с Глушковым. Дома у него все наладилось, все утряслось. Жена теперь согревала его теплыми, сердечными письмами. Он был так счастлив! — и вот... нет Глушкова. Нет души солдатской.

14. Он стоял подавленный

Еще несколько дней продолжались упорные бои на приречном участке. У дивизии не хватило сил сбросить противника в Дон. Ценой больших потерь в живой силе и технике врагу удалось удержать небольшую прибрежную полоску. Но он никак не желал отказаться от своего первоначального замысла. Фашистское командование пробовало подбрасывать сюда подкрепление и предприняло еще несколько попыток прорваться вперед.

В один из дней ожесточенных боев начподива позвал к аппарату военком полка батальонный комиссар Звягинцов и доложил:

— Товарищ начальник, агитатор полка политрук Нагрис проявил подлую трусость и не выполнил боевого приказа. Сейчас, перед моим докладом, партбюро исключило его из партии. Считаю для пользы дела его немедленно судить. Прошу санкционировать мое решение. Командир полка дал добро, — Доложил все это он в нервозном тоне, и было ясно, что Нагрис довел его, как говорят, до белого каления.

— Не спешите. Ожидайте указаний.

Разговор на этом и закончился. Прошло минут десять-пятнадцать, Звягинцов опять позвонил и снова попросил разрешения судить Нагриса. Андрей вторично предложил ожидать. Звягинцов вновь позвонил и, с трудом сдерживая неудовольствие промедлением, пытался убедить Николаева в крайней необходимости поступить с Нагрисом так, как он предложил. Андрей повторил ему: «Подождать!»

А бой тем временем не утихал. Положение в соседнем полку обострилось. Фашисты поднялись в атаку в шестой раз. НП дивизии — под непрерывным артиллерийским огнем. А Звягинцов через небольшой промежуток времени позвонил четвертый раз Его назойливая настойчивость вывела обычно спокойного Николаева из равновесия:

— Повторяю: судить не надо, задержит, немедленно доставьте Нагриса на наш командный пункт. Все. Повторяю все!

Звягинцов не унимался. Горячился и еще упорнее продолжал настаивать на своем.