— Ваше решение не одобряю, а осуждаю! — И после небольшой паузы продолжил: — К сожалению, над вашим рассудком верх берут эмоции! А это плохо. Очень плохо. Разговор окончен! Исполняйте приказ! — и Николаев положил трубку.
«Экий скорохват, — подумал Николаев. — Примет недоношенное решение, да еще на нем настаивать пытается. «Судить»! Как легко у него получается. Надо же разобраться, и обстоятельно разобраться. Как будто горит под ногами».
Вскоре на командный пункт комдива привели Нагриса. Солдат передал Андрею пакет с коротеньким донесением Звягинцова о преступлении Нагриса и его партийный билет.
Высокий, плечистый, со светлыми негустыми волосами, с лицом молодого ученого, умными выразительными глазами, стоял перед Андреем по стойке «смирно» мужчина в форме политрука. Это и был Нагрис, агитатор гвардейского полка. Выгоревшая гимнастерка с красными пятиконечными звездами на рукавах сидела на нем безукоризненно. Выглядел он подтянутым и опрятным.
Андрей дважды перечитал наскоро нацарапанное карандашом донесение Звягинцова. Из его витиеватого сообщения Николаев не увидел тяжелейшего преступления Нагриса. Но ясно было: проступок, и довольно серьезный, граничащий с проявлением трусости, агитатор полка, безусловно, допустил. Однако кое-какие детали Андрей решил уточнить.
— Почему же вы не оказались в роте, в которой комиссар полка приказал вам быть?
— Как только получил задание, я сразу же направился туда. Но по пути задержался в седьмой роте. Когда начал разбираться, оказалось, много дел и здесь нашлось... Работа засосала. Да еще я забыл позвонить Звягинцову... Тут все и пошло. А тут еще...
— Подождите, Нагрис! — Андрей подошел к нему вплотную.
Его молодое утомленное лицо, покрытое пылью, еще больше посуровело. — Почему же вы сразу не пошли в указанное подразделение?
— Я и докладываю: засосали дела в седьмой роте.
— Вы же конкретную задачу получили. И нужно было немедленно направляться.
— Но седьмая же была по пути...
— Вы не уходите от вопроса! В роту пройти было нелегко. Да и дела горячие там ожидались. И не случайно поэтому вас туда направил Звягинцов. Седьмая же рота находилась на неатакованной позиции. И не позвонили вы не случайно: знали комиссар прочитал бы вам внушение и потребовал выполнения приказа. Следовательно, не виляйте, отвечайте начистоту! Так для вас будет лучше.
Нагрис умолк. Лицо его покрылось красными пятнами. Глаза потупились в землю.
— Конечно, я совершил оплошность... — заговорил он тихо после продолжительной паузы. — В седьмую роту заходить не следовало...
— Вы снова начинаете крутить! Вам надо было выполнять приказ. А вы испугались, струсили. Ведь там было жарко. Да и путь туда тернистым оказался: место простреливалось, ползти нужно. Так и говорите! — с трудом сдерживая раздражение, резко сказал Андрей, не отрывая от лица Нагриса испытующих глаз.
— Объективно получается так. Больше мне сказать нечего… Трудно доказать...
— Трудно, Нагрис, потому что версия, придуманная вами, ничего не имеет общего с правдой! Звягинцов дал правильную оценку вашему поведению. И партийное бюро решило правильно. Вам известно, что Звягинцов принял решение судить вас как труса, не выполнившего боевого приказа на поле боя?
— Да, он мне объявил. Я ему сказал, что он превышает свои права. Попросил его вначале доложить об этом начальнику политотдела. Он ответил, что это совсем не обязательно. Я тогда попросил секретаря партбюро сделать это...
— Не ожидал от вас, Нагрис, такого архитяжелого проступка! Вы проявили малодушие. Больше того. Вы проявили самую настоящую трусость. И за это должны отвечать.
Николаев мысленно анализировал действия комиссара. Он правильно поступил, что привлек Нагриса к ответственности. Однако с применением к Нагрису такой крайней меры, даже на поле боя, Звягинцов поторопился. Проступок Нагриса был, безусловно, тяжелый. Когда Николаев продолжил с ним разговор, он не сдержался и прочитал «внушение» в весьма резких выражениях. В заключение объявил ему решение:
— Ваш тяжелейший проступок граничит с преступлением перед отечеством! Вы кровью обязаны искупить свое трусливое поведение. Отстранение вас от должности агитатора полка утверждаю. Только учитывая безупречную службу в прошлом, нахожу возможным предоставить вам право искупить свою вину в бою. Слушайте приказ.
Нагрис вытянулся и застыл в уставной стойке. Лицо сделалось бледным. Глаза блестели. Вы назначаетесь политруком штурмовой роты. Немедленно направляйтесь в 83-й полк, в распоряжение комиссара Ломакинова После выполнения боевой задачи партийная комиссия решит вопрос о вашей партийности.
— Слушаюсь! Будет исполнено, — отчеканил Нагрис.
— Возьмите партийный билет и исполняйте приказ. Ломакинов указания получит. Идите!
Нагрис оживился. Его осунувшееся, пепельно-бледное лицо просветлело, по тонким губам чуть скользнула счастливая улыбка. Он приблизился к Николаеву: