В двух битвах

— Если вы не посетуете на меня, то я выскажу одну просьбу, — заговорила Тоня. — Мне стало известно, что разведчики Перекрестов и Дубровин продолжают служить в дивизии. Я хотела, чтобы вы, товарищ старший батальонный комиссар, замолвили за них словечко начальнику штаба о направлении их в мое отделение. Правда, я об этом уже попросила подполковника Кулькова. Он хотя промолчал, но как будто согласился.

— Если вы начальника штаба поняли правильно, то мне говорить не следует. Итак, решение состоялось. Желаю больших удач и личного счастья!

Гус и Тоня вошли в блиндаж начальника штаба дивизии. Кульков не скрыл своего благожелательного отношения к их возвращению. Но срочные дела не позволили ему поговорить с разведчиками обстоятельно. Обращаясь к Гусу, он сказал:

— Назначены на прежнюю работу. Вы, — обратился он к Тоне —командиром взвода. Сейчас отправляйтесь в роту. Принимайте, знакомьтесь. Завтра во второй половине дня позвоните мне. Условимся о встрече. А сейчас желаю вам успехов. Люди вы опытные, изъявили твердое желание, как мне сказал начальник политотдела, вернуться в родную стихию. Очень хорошо.

Когда они вышли из блиндажа, темпераментный, горячий Гус дал волю своим чувствам:

— Сухарь он все-таки. Николаев нашел время с нами обстоятельно поговорить. А тут «позвоните...».

— Неправ ты, Петя. И тем более, с таким определением. Ты же видел: утомленное лицо, развернутая карта, что-то срочное готовит, и встретил нас радушно, и поговорил запросто. А что не назначил время встречи и попросил предварительно позвонить, естественно. Занят. А у старшего батальонного комиссара, видно, время было, — примирительно улыбнувшись, сказала Тоня. — Так что лучше, Петя, на такие вещи реагировать спокойнее, и будет хорошо.

Гус всю дорогу шел молча, Тоня же оживленно разговаривала с солдатом из комендантской роты, провожавшим их. Она часто задавала вопросы и внимательно слушала ответы. Казалось, все ее интересовало: где родина солдата, кто остался у него дома, часто ли получает письма, читает ли газеты, какая погода в этих местах, как ведет себя противник, что говорят солдаты о последних сводках Совинформбюро.

— Вот мы, считайте, и пришли, — сказал солдат. — Сейчас спустимся в овражек, тут сразу и землянки разведчиков. В скаты врыты они. — Помолчав немного и понизив голос, как бы доверительно продолжил: — Неделю ожидают ротного. Теперь обрадуются. Между прочим, у нас морячок в роте есть из бригады. Он увидел вас и признал. Сказал нам: «Вот это да, братцы! «Дочь роты» и разведчик номер один из бригадных моряков пожаловали к нам. Теперь «языки» будут. Эти умеют их брать». А то недели две уже ползают, людей теряют, а «языка» все нет и нет.

Тоня рассмеялась:

— Значит, говорит, умеем брать «языка»? А вот и не знает морячок, может, мы в госпитале разучились это делать?

— Нет, у него таких сомнений не появилось, раз так определенно заявил. Знает наш Митрич, очень хорошо знает вас.

Гус поблагодарил гвардейца и разрешил ему возвращаться обратно. Тоне сказал, что позаботится о жилье для нее, и пошел навстречу лейтенанту, спешившему к нему с рапортом. Когда последовала команда «Вольно», Тоня вошла в крайнюю землянку, к солдатам. Гус через крохотную дверцу протиснулся в блиндаж ротного командира. В согнутом положении осмотрелся — выпрямиться ему не позволил потолок — и, увидев кособокий ящик, сел на него. Маленький примитивный блиндаж тускло освещала сильно чадившая коптилка, сделанная из гильзы патрона противотанкового ружья. Пробежав глазами по неровным земляным стенкам, закопченному потолку из полусгнивших бревен и висевшей у дверцы замусоленной плащ-палатке, Гус разрешил лейтенанту сесть и спросил:

— Сколько времени здесь находится рота?

— Второй месяц, товарищ политрук.

— Второй месяц... — повторил Гус, делая ударение на слове «месяц». Жилье предшественника ему не понравилось. Если бы два или даже три дня находилась в этом районе рота, он посчитал бы такое размещение нормальным.

Из дальнейшего доклада командира первого взвода он узнал, что в роте сорок семь человек, три взвода. Одним командует офицер, другими — старший сержант и мичман. Неделю назад на переднем крае миной тяжело ранило ротного. Среди разведчиков—девять ветеранов, из моряков. О противнике сведения оказались не ахти как богаты: зарылся глубоко в землю, имеет на переднем крае сплошную полного профиля траншею, перед левофланговым полком — проволоку в два кола, минное поле, выдвинутое вперед и хитро замаскированное боевое охранение; известен номер пехотной дивизии. Вот и все. Какой силы противник, где у него резервы, кто командует дивизией, какая система огня, численность рот, какие планы у врага, лейтенант ничего определенного не сказал. Взять «языка» не удается.