В этой истории не будет злодея, и человек есть закон

И он схватил бы свой телефон, включил и уставился в экран, вот только писать ему было некому. У него не было хобби и интересов, что не приплетались бы к ПОПДМК. На главном экране Хён Сока даже не было ни одной установленной игры. Только обои с рисунком одного чудесного мальчика, на котором они с Лин держались за руки. Хён Сок смотрел на них и надеялся, что во всём схожие друг с другом фигурки развлекут его и отвлекут от чтения угнетающей новостной ленты. Правды в ней было меньше, чем в словах бабули Ии, в своей голове спутавшей всё на свете. Понять их обоих было просто невозможно.

Белый лист, пристроенный прямо у него под носом, раздражал и манил одновременно. Казалось, будто он нарочно был пустым и дразнил его, во весь голос крича: «Трус Квон Хён Сок! Да ты ведь даже не знаешь, чего хочешь от этой жизни. Без дела ты точно такой же, как и я. Ты ничто без работы, а её у тебя отобрали по твоей же глупости. Ты сам захотел этого. Мне стыдно, что теперь люди знают о том, что ты мой брат! И это ты убил меня!». Слова звучали голосами Эндрю и Лин, письмо Алека снова было перед глазами. Невыносимо. Для любого человека окажется невозможным совершить столько ошибок и стерпеть их последствия.

Хён Сок взялся за ручку и принялся писать. Что угодно, лишь бы заполнить бумагу. То, что не вызывало бы в нём ужас. Те вещи, которые ему нравились. Дождливые ночи, потому что в эти дни он мог просить сестру быть осторожной; памятник Луису Кортесу, мимо которого он проходил до работы и обратно; газета и чашка кофе, всегда приходящие в его дом вместе с Кэсси; поездки на По и его побеги от рук Эндрю, что вечно стремился пригладить его шерсть; сказки бабули Ии и заботы Ики об амфи; латте на столе Эндрю и разложенный пасьянс на мониторе его компьютера; невидимое внимание Лин и её хлопоты по дому, которые не замечал никто, кроме него; ужины с Кэсси и оставленные в его гостиной книги; Эндрю, что без конца одалживал у него вещи. Стоило просто начать, и он стал способен перечислять бесконечно долго. Дыхание сбилось, а щёки оживлённо загорелись. Хён Сок не мог перестать думать, но официант, принёсший холодный чай Кэсси, отвлёк его мысли.

— Тебе было не так легко оторваться. — Начала она, покручивая трубочку в изящном бокале. Его хрустальная ножка подходила тонким пальцам Кэсси больше, чем каким-либо другим.

— Я случайно увлёкся.

— Это правильно. — Оценивающе взглянув на свои записи, она протянула их ему. — Прочитай-ка мне. Хочу поразмыслить над звучанием.

Переняв её блокнот, Хён Сок задержался. Строки были составлены до боли знакомо. Он точно знал, кому Кэсси посвятила каждую уложенную в череду рифму.

«Предание о рыбаке и пустых сетях»

Однажды на утро рыбак вышел в море,

Заметил пометки он на воде голой.

Подогнал свою лодку, опустил в море сети.

Его дома ждали голодные дети.

Просидел он в той лодке с лихвой три заката,

Терпеньем запасся, от солнц горным скатом

Защитил свои очи, как старым прозреньем,

Да не двигался в лодке, семью оставив в забвеньи.

Но улов не удался, все сети пустые.

Крошки мальки разбрелись по пустынной

Холодной водице, покрывшейся коркой.

А старые метки всё служили подпоркой.

Рыбак дел не оставил, вновь бросил сети,

Упорством хотел решить прихоти эти.

Зима подступала, на море тишь-гладь,

А рыбаку всё никак не понять,

Что на море нет рыбы, как старого друга,

А среди дряхлых вёсел уж льда полно кругом.

Там незримая пустошь, там нет ни людей,

Ни фолков, ни амфи, ни даже теней

Деревьев что вдруг рассыпались прахом.

У рыбака всё давно идёт крахом.

Он вдруг вспомнил о детстве, вспомнил о маме.

Та была ему рядом обузой незваной.

Он её не хотел, да и вид был противен,

но от неё рыбак был неотрывен.

Он с раннего детства решил принять муку,