В глубине осени. Сборник рассказов

Города не увидели. С вокзала их отвезли в береговую бригаду. Накормили и уложили спать в огромной казарме. Спали на двухэтажных металлических коечках. На одних матрасах без белья. Перевалочная база – здесь постель не положена. Утром повели на комиссию, которая должна была определить военную специальность, срок службы и учебный отряд. Пока стояли в очереди, «купцы» из других частей искали художников и музыкантов. Филумов несколько раз откликался на «художника». Офицер подходил к нему, спрашивал фамилию и номер команды, говорил, что сейчас сходит и заберёт его документы, но скоро возвращался и с сожалением в голосе сообщал, что никого из его команды не отдают, говорят – целевое назначение. Так повторилось несколько раз. Загадочная команда не отпускала. Филумов не знал, что это означало, но было ясно, что возможность служить два года, разрисовывая плакаты, уплывает безвозвратно, теряясь в жарком севастопольском небе.

Очередь продвигалась довольно шустро, и Фулумов скоро оказался у стола, за которым сидел плотный мужчина средних лет в кремовой летней рубашке с погонами капитана третьего ранга. Капитан предложил ему присесть, задал несколько обычных вопросов, затем простучал по столу нехитрую мелодию и попросил Филумова её повторить, что тот без особого труда исполнил. Офицер заполнил какие-то бумаги, отпустил его.

«В барабанщики, что ли, готовят?» – в недоумении подумал Филумов, в то же время краем глаза увидел на одной из бумаг синий чернильный штамп «3 года». Штампик загорелся в его мозгу, словно тавро: всё, служить три года!

После комиссии повели на склад, где выдали матросскую форму. «Быстро! – старшина нахлобучил на голову Филумова бескозырку на два размера больше, она закрывала глаза и лезла на уши. – Времени на примерку нет! Бери, что дают! Потом поменяетесь с кем-нибудь, перешьёте». Не считая зимней шинели и бушлата, полный вещевой мешок одежды: летняя, зимняя, рабочая, выходная, парадная. Что-то выдаётся на год, а что-то на два и на три года. Шинель и зимняя шапка, например. Нарядили в рабочее платье – это балахон, называемый голландкой, и широкие штаны из грубой толстой парусины, ремень, тельняшка, кирзовые тяжеленные ботинки на шнуровке, гюйс2 и тёмно-синий берет3.

Грубая материя рабочего платья вмиг натёрла шею и руки. Больно! Теперь уже не оставалось сомнений, приходилось верить, что он в Севастополе, он матрос Черноморского флота – и это надолго.

Утром снова по автобусам и в путь. Впереди город Николаев, школа связи, учебный отряд, или, проще говоря, учебка.

Дороги из Севастополя Филумов не запомнил. Виды из окна автобуса воспринимались, попадая через хрусталик на сетчатку, отражались и улетали обратно, не задерживаясь и не оставляя воспоминаний. Томила неизвестность: что и как будет в этой учебке? Да тревожили мысли об оставленной Натэлле, друзьях, городе.

«Учебка!» Он ничего не знал о ней. Слышал накануне, что «строгая, образцово-показательная, всё там по уставу». Легко сказать, по уставу, когда в глаза его не видел. На гражданке он как-то ни к чему. Правда, где она теперь, эта гражданка и вольная жизнь!

Автобус мотал километры. Двигались на север, от самой южной точки Крыма к узкому горлышку Перекопа. Вырвались в степи Херсонщины. Ещё несколько долгих часов по южной Украине… Наконец, въехали в город. Покружили по залитым солнцем и зеленью улицам. Подъехали. Ворота с красными звёздами раскрылись. Всё! Приехали. «Здравствуйте, товарищи курсанты!»

Николаев. Школа связи

Николаевская школа связи готовила специалистов для Черноморского военного флота: сигнальщиков, радиотелеграфистов, шифровальщиков. С виду обычная воинская часть, занимающая 2,5—3 гектара городской земли, обнесённая по периметру высоким кирпичным забором. Это небольшой городок, где есть практически всё, что нужно для проживания и обучения двух тысяч курсантов: жилые казармы, учебные здания, почта, магазин, продовольственные и оружейные склады, гараж для стоянки и ремонта автомашин, летний кинотеатр, стадион. Сразу за воротами КПП большая одноэтажная столовая.

Третья учебная рота, в которую попал Филумов, находилась в дальнем от КПП конце городка, в двухэтажном здании казармы. Лестница на второй этаж. Справа – каптёрка. Слева – умывальник и туалет. Прямо – дверь в большую на сто человек казарму. Центральный проход, называемый на флотский манер средней палубой, делит помещение на две равные части. Остальное пространство заставлено двухъярусными железными кроватями, между ними две тумбочки – по одной на двух курсантов, где хранится небогатый скарб: туалетные принадлежности, бритвенные приборы, иголки с нитками, конверты и бумага для писем, сигареты. Между коечками – пятачок в один квадратный метр.