В глубине осени. Сборник рассказов

Соловушка в этом году появился немного раньше обычного – в двадцатых числах апреля (значит, лето наступит рано, и май будет жарким). Он всегда устраивался в одном и том же месте – в ивняке, за огородом, где ручей.

Напротив резановского огорода темнеют заросли. А когда-то это был колхозный яблоневый сад. Яблони без ухода одичали. Сад давно забросили, он зарос колючим кустарником, мелкими деревцами дикой вишни, ольхи, клёна, осины. Всё это сплелось, перепуталось и с годами превратилось в густую, едва проходимую чащу. Там растут кусты ежевики, и Резановы ходили её собирать, продираясь сквозь колючую сеть кустарника.

Соловей начинал петь, когда солнце, устав за день, скрывалось за верхушками сада. Наступали сумерки, но всё было видно. Становилось чуть прохладней, и все дневные птахи засыпали. Резанов выходил поливать огород. И вот тогда соловушка начинал свой сольный концерт. Сначала он как бы настраивался и пробовал голос. Несколько раз дёргал коротко: тёх-тёх, тёх-тёх! Потом трель становилась всё смелее и продолжительней, щелчки громче и резче. Краткие звуки вдруг переходили в долгие рулады, оканчиваясь коротко, как удар хлыста. И почувствовав всю силу своего голоса, он забывался в экстазе любовной песни, уже ничего не слышал и не боялся. Тогда к нему можно было тихо подойти почти вплотную, сесть рядом и слушать, слушать, слушать…

А соловейка тем временем так разошёлся, что уже и не мог остановиться. Как только ему воздуха хватает? И тыр-р-р-та-та-тёх-тёх-тёх-тах-тах… Ах ты, господи, боже ты мой, что выделывает! Пичужка невзрачная, махонькая, а что вытворяет!

Резанову во всё это время, что он прожил в деревне, не давала покоя мысль – вернее это была уже не столько мысль, сколько что-то более глубокое, восполненное до ощущения, которое он чувствовал физически, – он думал: «Отчего на этой прекрасной земле, – а то, что она прекрасна, в этом у него не было никаких сомнений, – среди всей этой красоты среднерусской природы, пусть не броской и скромной, но такой милой и близкой, так уродливо устроил свою жизнь человек? Почему народ живёт в нищете и бесправии, сильный безжалостно давит слабого, и вместо любви и милосердия поселились в людских сердцах ненависть и зависть? Ведь всё здесь есть для счастливой жизни: земля, плодородней которой нет на свете, реки, пруды, простор и воля – а жизни счастливой и справедливой нет как нет. Отчего?»

Резанов спрашивал себя – и не находил ответа.

Совсем стемнело. Всё огромное бездонное небо густо усеяли ближние и дальние созвездия. Резанов прилёг на тёплую ещё землю, лёжа на спине, слушал соловьиный концерт и разглядывал звёзды. Ой-ой-ой, сколько! Когда лежишь вот так: на тёплой, ещё не остывшей от дневного зноя траве, слышно, как кузнечики звонко вовсю молотят своими коленками, от ручья доносится лягушачий хор, корова Милка гулко вздыхает в хлеву, встаёт, стуча копытами, и ложится на другой бок. По дворам перебрёхиваются соседские кобели. Звёзды почти касаются лица. Вот они, рядом, только руку протяни! Так сладко, томительно на сердце. Вдохнуть всей грудью, почувствовать всю широту и необъятность России, всё-всё запомнить!.. Покуда ещё жива земля, болит сердце и страдает душа, пока в ночи поёт соловей.

3. Рассказы по-флотски

До присяги

День Победы

9 мая в 9.00 Филумов был в военкомате Ленинского района. В самом большом помещении рядами были расставлены стулья, на которых сидели призывники. Их по очереди вызывали к столу, и неизвестный подполковник забирал паспорта и выдавал военные билеты. Призывников набралось около ста. Часа через полтора процедура подошла к концу. Во двор военкомата въехали автобусы. Погрузились. Ещё раз проверили по спискам – все ли на месте. Автобусы выехали из двора военкомата и повернули по улице Горького направо и двинулись друг за другом к площади Гедиминаса.

Город готовился к ежегодному военному параду и демонстрации. Из динамиков громыхали победные марши и песни: «День Победы, как он был от нас далёк…»

Филумов почувствовал в тексте затаённую иронию, как он и парни, трясущиеся вместе с ним в автобусе, удаляются в пространстве и времени от праздника, от этого весеннего дня, пронизанного солнцем и прохладой, от обычной гражданской жизни.

Он не знал, сколько их будет – военных дней. Впереди армия или флот – неизвестно. Раскрыв новенький краснокожий военный билет, он вздрогнул: в учётно-послужной карточке в графе «предназначен к службе» на машинке было напечатано «подводные лодки». У Филумова неприятно засосало под ложечкой. Не то чтобы он боялся службы в подлодке, скорее был психологически не готов. Незадолго до призыва его приглашали в военкомат на собеседование, предлагали на выбор десант, морскую пехоту или морфлот. Поразмыслив, он выбрал морскую пехоту – два года, всё-таки, не три. А тут откуда ни возьмись «подводные лодки». Но это была не последняя неожиданность.