Если начинать, то с начала. Только знать бы, где оно. У каждого человека была когда-то первая встреча со словами и понятиями. Во всяком случае, слово «Волга» Димка Филумов услышал ещё в раннем детстве, ничего не зная о нём, но уже смутно представляя нечто широкое, долгое, огромное.
Он впервые увидел Волгу ещё мальчиком. Они с отцом поехали в гости к бабушке Вере в город Волжский. Долго добирались. На поезде. Сначала из Вильнюса в Москву. В столицу приехали утром – до вечера можно побродить по городу. Куда ещё направиться проезжим провинциалам в Москве? Конечно, на Красную площадь! Десятилетнему парнишке всё интересно: Белорусский вокзал, метро, широкие проспекты, высоченные домины. Димка по-птичьи задирал голову, чтобы рассмотреть крыши и башни, глядел широко раскрытыми глазами в глубокое московское небо. Всё в этой поразительной Москве после маленького уютного Вильнюса казалось куда как значительнее. Что и говорить! Одно мороженное чего стоит – такого вкусного Димка нигде не едал. Он уже съел их штук шесть или семь, когда они с отцом подходили к музею революции, больше похожему на резной ларец, чем на здание. Красная площадь со всех сторон была оцеплена рядами металлических ограждений и милиционерами, стоящими друг от друга метров в двадцати. Длинная людская гусеница за музеем ползла в мавзолей вождя. Отец с тоской посмотрел на её хвост, теряющийся за поворотом в Александровском саду. Было около часу дня, и Алексей Иванович (так звали Димкиного папу) понимал, что никакой возможности попасть в мавзолей сегодня у них нет. Очередь надо было занимать с раннего утра.
Они подошли к ограждению. Молоденький милиционер стоял на своём посту и явно скучал.
– Эх, и в этот раз не судьба Ленина посмотреть! – вслух сокрушённо протянул отец, обращаясь то ли к Димке, то ли к милиционеру.
– А что, не видели? – спросил сержант.
– Нет, всё как-то не удавалось. В Москве всё больше проездом. Я-то сегодня не успею, скоро на вокзал – в Волгоград к тёще едем – хотел пацану показать, – и он кивнул на сына.
Димка внимательно слушал разговор взрослых.
– Слушай, сержант, никак нельзя мальцу проскочить? – со слабой надеждой в голосе ласково попытал отец.
– Не положено… строго у нас с этим, – неуверенно проговорил страж порядка и стал оглядываться в разные стороны. Затем, решившись, вполголоса скомандовал Димке: – Ты, вот что, парень, пролезай через ограду и беги к очереди. Там к кому-нибудь пристроишься. Только мигом!
Мальчик немедленно юркнул между железными прутьями и стремглав понесся через всю площадь к кубикам мавзолея. Бежал он быстро и вскоре достиг людской шеренги, прижался к какому-то одинокому мужчине и взял его за руку. Тот спокойно посмотрел на незнакомого пацана:
– А ты откуда такой шустрый? Наверное, не в первый раз?
Димка промямлил что-то неопределённое, не желая выдавать доброго дядю-милиционера.
Очередь продвигалась нешибко, и через полчаса он уже стоял перед чёрным квадратом входа в полированную гранитную пирамиду, шевелил губами, читал пять магических букв и разглядывал двух застывших оловянных караульных – солдаты, не мигая, вглядывались друг в друга. Мавзолей медленно заглатывал людей. Никто не улыбался, и Димка тоже присмирел, ожидая увидеть нечто поразительное. Сделав поворот, они стали спускаться по ступеням под землю. Слышалась негромкая траурная музыка. Наконец показался небольшой, неярко освещённый зал и слева обложенный венками из живых цветов и бронзовыми недвижными знамёнами Он – всемирный дедушка и вождь рабочих людей всего земного шара, имя которого Димка слышал почти каждый день в школе, а особенно по праздникам. Он ожидал, что увидит могучего богатыря с огромной головой и большущими руками, иначе было не понятно, как бы мог этот маленький человек управлять, будучи уже мёртвым, всеми живыми людьми и странами. Но на деле оказалось – вождь вовсе не похож на богатыря, а такой же, как все, только очень бледный. Огибая гроб, Димка заметил, что тело со всех сторон закрыто прозрачными стеклянными стенками, назначение которых мальчику было неизвестно.
«Наверное, ему туда качают какой-то особенно чистый и холодный воздух, чтобы тело не пропало и мухи на него не садились. Живому-то муха нипочём, а покойник от них может сильно пострадать».
Рассуждая таким образом, Димка пристально вглядывался в мёртвое лицо гения революции, вернее в две носовые дырочки, некогда прокачивавшие сквозь себя прогорклый, дымный кремлёвский воздух. Да ещё рассматривал белые восковые кисти рук: левая ладонь, раскрытая, лежит вдоль тела, а правая – почему-то сжата в кулак.