В глубине осени. Сборник рассказов

Филумов любил весну и не любил лето. В его маленькой радиорубке и без того было не продохнуть от ламповой аппаратуры, которая накалялась, и температура внутри доходила летом до сорока пяти, а то и поболее градусов, как пойдёт… Тогда Филумову приходилось раздеваться до плавок и в таком неуставном виде принимать и передавать радиограммы, передавать бланки с текстом через откидное оконце в двери. Командир смотрел на это сквозь пальцы, лишь бы была связь.

Май только начался. Воздух за бортом +25.

Водолазный бот ВМ-413 стоит в боевом дежурстве аварийно-спасательной службы по Черноморскому флоту, а это значит, что каждую минуту из штаба бригады может поступить приказ о выходе в море и выполнении боевой задачи. И тогда по громкой связи на всю бригаду прозвучит коротко и строго: «Командиру ВМ-413 срочно прибыть к оперативному дежурному», – и молодой командир, капитан-лейтенант Ананян, прозванный из-за цвета лица Фиолетовым, гарцующей рысью кавказского скакуна выбежит из своей каюты и поскачет по левому шкафуту4, через ют5 и трап, по гремящей глухим колокольным гулом причальной стенке, через плац, к стоящему на взгорке двухэтажному строению – штабу бригады. Минут через пять, получив задание и выйдя из-за угла штаба, он взмахнёт, вращая рукой, будто взбивая сладкую вату, что означает: заводи движок, будем отчаливать.

И уже звенят звонки аврала и звучит команда по кораблю: «Баковым на бак, ютовым на ют! По местам стоять, с якоря, швартовых сниматься!» Боцкоманда работает слаженно, и как только командир, простучав каблуками по сходням, вскакивает на корму, – убирается трап, отдаются кормовые чалки и лебёдка на баке, гремя цепью, подтягивает бот к середине бухты. Старший на баке, старшина первой статьи Снопков, осматривает якорь, докладывает: «Якорь чист!» Командир уже в ходовой рубке. С лёгким уголовно-армянским акцентом негромко командует рулевому: «Левая – малый вперёд, правая – малый назад!» Рулевой со звоном поворачивает рычаги телеграфа. Корабль разворачивается на месте. «Левая и правая – средним вперёд!» – и ВМ-413, набирая ход, скользит мимо видавших виды старичков-спасателей «Коммуны» и СС-506, буксиров и ПЖС7, кораблей для спасения экипажей подводных лодок, покидая родную бригаду, движется к выходу из бухты.

Вот соседи – бригада ОВР – охрана водных рубежей. Проплывают по правому борту минные тральщики и катера – морские трудяги, коммунальная служба флота, коллеги по безопасности плавания: они ежедневно просеивают через свои тралы воды фарватеров, чистят от мин и мусора морские пути-дороги.

Филумов запросил у берегового поста разрешение на выход из бухты. Получил добро и доложил командиру. Ананян, всегда недовольный, был как-то особенно хмур, буркнул что-то в ответ: мол, без тебя знаю – и вдруг неожиданно рявкнул: «Право руля! Самый полный вперёд!»

Ничего особенного в этом приказе не было, но сразу стало понятно, что идут они не в море, а в главную Севастопольскую бухту – направо только она.

Командир вызвал в ходовую рубку командира водолазов мичмана Паламарчука. Паламарчук явился через несколько минут, заполнив воздух в рубке густым запахом чеснока и перегара.

По тому, как он нервно шевелит руками и ежеминутно подтягивает локтями брюки на бедрах, можно судить, что утренней дозы явно недостаточно. Он подошёл к командиру. Ананян что-то негромко сказал на ухо Паламарчуку. Мичман пожевал губами, словно хотел разжевать то, что услышал, пошевелил густыми прокуренными усами, ответил «понял» и направился к себе в водолазную, продолжая подтягивать штаны и пританцовывать ногами.

Понятно, что впереди водолазные работы. «Опять кто-то якорь потерял», – подумал Филумов. Но он всё же решил убедиться в своей догадке и, пользуясь некоторой привилегией радиста, которая как-то сама собой утвердилась на флоте, узнать у командира, в чём дело.

На вопрос Филумова: «Что случилось?» – Ананян хмуро и нехотя проворчал: «Жмурика будем доставать». Лицо его, и без того тёмное, стало ещё темнее. Длинный горбатый нос загнулся и вытянулся ещё больше. И если снять с него форму морского офицера и отнять грубый командный голос, то был бы он похож на худого нескладного армянского паренька, малого ростом, сутулого и узкого в груди и плечах. «Да уж, работенка!» – подумал Филумов, вернее не подумал, а как-то прочувствовал всем телом. Утро, обещавшее быть добрым, сразу осунулось, яркое солнце съежилось, морская изумрудная волна сделалась тёмной.