В глубине осени. Сборник рассказов

При входе в каждый следующий шлюз звучала команда «Баковым – на бак, ютовым – на ют!», звучал звонок аврала, заменяющий дудку боцмана, звучащий как повторяющаяся буква «А» в азбуке Морзе: ти-та-а-а-а, ти-та-а-а-а, ти-та-а-а-а… И каждый раз, матерясь и чертыхаясь, ребятки из боцкоманды, а вместе с ними и Филумов, выбегали на верхнюю палубу, чтобы держать кранцы.

Промежутки между авралами сначала были частыми: расстояния между первыми девятью шлюзами небольшие, 700—800 метров. Оставшиеся четыре шлюза прошли спокойнее, к ночи миновали последний.

Вот и Дон, Цимлянское водохранилище! Далеко во тьме мигают огоньки, вытянувшиеся вдоль противоположного невидимого берега созвездия разноцветных светлячков – Калач-на-Дону.

Корабль снова пришвартовали к сухогрузу и пошли вниз по Дону к Ростову. Матросики, измотанные Волго-Доном, наспех поужинали, тут же свалились на свои коечки и мгновенно заснули.

Утром уже стояли на рейде в Ростове. Человек пять под чутким руководством старпома уволились на берег: у них были родственники в городе. Филумова здесь никто не ждал. Он остался на корабле, невидящими глазами смотрел на дома, стоящие по берегам Дона, на проезжающие по набережным автомобили. Всё это было для него чужим, случайным и ненужным.

Весь путь до Жданова Филумов пролежал в каюте и лишь изредка выходил на верхнюю палубу покурить, подышать и посмотреть на реку. Сухогруз набрал обороты, шёл ходко, и казалось, что вода за бортом двигалась не вперёд и вниз по течению, а назад и вверх, если бы не исчезающие за кормой донские леса и холмы.

От Жданова до Севастополя

В Жданове стояли недолго: заправились водой, пополнили запас продовольствия и подождали буксир – он должен тянуть бот дальше, через Азовское море, в Севастополь.

Пристегнулись носовым тросом к пожилому прокопчённому буксиру. Он взревел дизелями, выдохнул кормой чёрный клуб дыма и, крикнув резким коротким гудком, потащил бот в открытое море.

К вечеру ветер усилился. Серые тяжёлые тучи слились с серо-зелёной водой. Волнение усиливалось, и вскоре кораблик замотала бортовая и килевая качка. Невысокие поначалу волны на глазах превращались в бурлящие валы. Из ходовой рубки поступила команда «Задраить все двери и люки, и никому не выходить на верхнюю палубу!». Бот то глубоко зарывался носом в провалы между волнами, падал вниз, то взлетал вверх, на вершину многометровой белой от пены волны. Метрах в пятидесяти впереди нырял и упирался, преодолевая высокую волну, работяга-буксир.

Часа через три-четыре стало ясно, что нечего и мечтать о том, что шторм быстро закончится. К вечеру почти у всех появились признаки «морской болезни». Все ребятки, кто был свободен от вахты, лежали вповалку. Кого-то сильно мутило, кто-то блевал, сидя на корточках и держа ведро между коленями, кто-то стонал, лёжа на коечке. По кораблю, покачиваясь и с трудом передвигаясь, бродили призраки матросов с бледно-голубыми лицами. Сколько может выдержать человек, если его поместить в железную бочку, которая болтается несколько суток вверх-вниз и с бока на бок?

Филумова тоже мутило, и он ходил бледный, как мертвец, но держался, и до рвоты дело не дошло. На следующий день он уже оклемался и чувствовал себя вполне сносно.

Рулевых было двое, они менялись каждые два часа и совсем выбились из сил. Командир Кашкин по внутренней связи попросил всех, кто может, постоять у штурвала. Филумову надоело валяться на коечке, и он решил, что постоять на месте рулевого будет интересно – когда ещё представится такая возможность.

Штурвал современного корабля совершенно не похож на старинное деревянное колесо с ручками. Это небольшой металлический руль, который можно легко поворачивать одной рукой. Филумов стоял у штурвала и держал курс на корму идущего впереди буксира. Волны били в нос бота, переваливались через ходовую рубку, и Филумову приходилось всё время выравнивать курс. Корабль зарывался в волну, полностью уходил под воду, выныривал и снова исчезал. Тело бота трясло мелкой дрожью, и казалось, что оно вот-вот развалится на части. Но страха или паники никто не испытывал. Судно было герметично задраено, конструкция крепко сварена и рассчитана на шторм более жестокий, нежели нынешний. Филумов смотрел в большие квадратные иллюминаторы ходовой рубки. Внизу, в тумане, он видел мокрую палубу бака с якорной лебёдкой и нос корабля, летящий то вниз – и тогда море било всей своей мощью в стекло иллюминаторов, то вверх, взлетая на гребень серо-зелёного вала; он испытывал некое подобие вдохновения, кураж и восторг героя, противостоящего неумолимой враждебной силе.