– Знаю, что хочешь сказать: мол, не наша это забота. А потерпевший? Этот, как его, Резцов. Вдруг он очнётся и даст совершенно противоположные показания, и окажется, что даги эти ни при чём. Тогда как? Молчишь? Ты вот что, Николай, на время об отпуске забудь. Ты мне здесь нужен. Пока с пострадавшим всё не выясним, расслабляться рано.
Поздникин расстроился, но рассудив, что спорить с полковником бесполезно, предложил:
– Я, товарищ полковник, вот что подумал: хорошо бы ещё разок осмотреть место происшествия. Есть мысли. Мне бы машинку, так я бы мигом.
Полковник, прикидывая что-то в уме, с минуту внимательно смотрел на Николая.
– Что ж, правильная мысль. Пошукай! Обо всех новых обстоятельствах этого дела немедленно докладывай лично мне. Из Москвы каждый день звонят. Требуют! – и он со значением поднял вверх кривой указательный палец.
– Понял, товарищ полковник.
– Хорошо, что понял. Ступай! Я распоряжусь насчёт транспорта. Пулю, не забудь, экспертам занеси.
Поздникин вышел из кабинета начальника. Подумал, что надо будет зайти в больницу к Лене, сообщить новости о Резцове. Вспомнил, что сегодня ещё не обедал, но решил, что всё наверстает за ужином. Успел только заскочить к баллистикам.
У входа в управление уже стоял милицейский газик. Вокруг машины в ожидании прохаживался пожилой водитель.
– Ну что, прокатимся, старшина? – обратился к нему Поздникин. На что водитель молча кивнул и плюхнулся на своё место. В разогретой на солнце кабине было нечем дышать от жары. Николай хотел было попенять старшине на то, что тот не проветрил машину перед отъездом, но передумал, не видя в этом никакого смысла. Прыгнул на раскаленное сиденье, крутанул ручку и приоткрыл окно. Газик глухо заурчал, тронулся с места и понесся по раскаленным от жары улицам за город.
Лена после обхода сидела в ординаторской. Просматривала истории болезней. Что-то записывала. Из прикреплённых к ней больных самым серьёзным был недавно оперированный мужчина с огнестрельным ранением головы. Во-первых, он был первым подобным пациентом в её недолгой практике, а во-вторых – он представлял для неё и чисто научный интерес. Наблюдение и лечение этого больного – не только ценный практический опыт, но и материал для её будущей кандидатской диссертации. Вот и Иван Степанович настоятельно советовал ей внимательно и серьёзно заняться этим больным. А авторитет доктора медицинских наук, профессора Лурье для неё, начинающего хирурга (да и не только для неё, почти весь состав врачей-нейрохирургов больницы – его ученики), был непререкаем. Тем более Елене было приятно, что Иван Степанович с первых дней её поступления в больницу стал по-отечески опекать её и вообще отнёсся к ней серьёзно. А в этом последнем случае с огнестрельным ранением оказал неоценимую поддержку, предоставив в её распоряжение свою обширнейшую картотеку и архив времён Великой Отечественной войны, и даже разрешил ей брать документы на дом. Изучение этих материалов занимало теперь всё Еленино время, свободное от работы и дежурств. Успевала она разве что повидаться и поговорить с мамой, в основном о её здоровье, да нужное лекарство для неё достать – сердечко у старушки в последнее время стало пошаливать.
Лена жила одна, отдельно от матери, в частном доме, оставленном ей покойным отцом. С матерью Лены он давно развелся, но так больше и не женился, а других наследников, кроме Лены, не было. Не замужем. Как-то так получилось, что пока не встретился в её жизни тот, единственный мужчина. Нет, конечно, с её красотой в поклонниках не было недостатка, и вокруг неё постоянно кружился и жужжал рой интересантов и ухажеров, но того, кто бы запал в душу и лёг на сердце, пока не нашлось.
Встреча с Николаем несколько смутила её. Она вспомнила своё школьное увлечение. Поздникин ей нравился и внешне был приятен. Спортивный, неглупый, уверенный в себе. Но это тогда, а теперь? Каков он теперь? Ведь люди со временем меняются. И вообще нужно ли приближать его к себе? Этого Елена пока не знала и рассудила так, что им всё равно придётся встречаться, пока идёт следствие, а будущее покажет.