Елена нашла нужную тонкую папку. В ней пока что было не так уж много записей, но с каждым днём она становилась всё толще. Данные больного. Графы фамилии, имени, отчества, год рождения написаны простым карандашом: «неизвестно». Всё это ещё необходимо было выяснить. Анализы, данные МРТ головы, ЭКГ, рентгеновские снимки переломов, результаты проведённых операций. Елена вспомнила разговор с Лурье после операции, в которой она ассистировала Ивану Степановичу. Он сразу же предупредил её, что если больной выживет, в чём он был почти уверен, то лечение и реабилитация будут долгими. От неё потребуется много терпения. Исходя из характера поражений мозга, вероятна травматическая афазия, что, в свою очередь, потребует восстановления артикулированной речи. Пострадавшего практически заново придётся учить говорить, а процесс этот весьма длительный. Тем более, не ясно, как быстро будут проходить восстановительные процессы. Формы афазий бывают настолько многообразны и индивидуальны, что прогнозировать, каковы они будут в данном случае, не берётся даже он. «Я верю, Леночка, что у Вас всё получится, а я чем смогу – помогу», – добавил тогда Лурье. Произнёс он эту фразу так тепло, по-доброму, что Елена и сама с лёгкостью поверила, что, несомненно, справится.
Но ежедневно наблюдая больного, который и в себя-то ещё толком не пришёл, Лена чувствовала себя глупой и беспомощной. Опыта явно маловато. Что у неё было за прошедший неполный год? Падение строителя с третьего этажа, бытовуха – жена ударила пьяного мужа сковородкой по башке, да несколько случаев избиений в уличных драках. А тут пулевое ранение, первое в её небогатой практике. Но то, что рядом с ней такой врач, как Лурье, его опыт, архивные данные и восстановительные практики, которыми он так щедро с ней поделился, вселяли определённую надежду на успех. Она твёрдо решила, что сделает всё, чтобы добиться положительного результата.
Лена взглянула на часы. Половина двенадцатого. У неё до утра дежурство. Можно было бы прилечь и поспать, но она решила заглянуть в реанимацию и посмотреть на раненого.
В палате смягчённый свет. Негромкий писк и мигание приборов. Дежурная медсестра встрепенулась за столом, подняла заспанное лицо, узнала Елену и улыбнулась. На вопрос «как вы тут?», ответила «всё спокойно», положила голову на руки и опять задремала. Лена подошла к койке, на которой лежал неизвестный. Голова до бровей забинтована. Бледное лицо, покрытое десятидневной чёрной щетиной, ярко контрастировало с бледно-восковой кожей, нога в гипсе, подвешенная на вытяжке, как будто больной шагнул, да так и застыл в воздухе. От стойки с капельницей к руке раненого, синеватой от света ночника, змеилась прозрачная трубочка. Из одежды – был ещё гипс на руке.
За годы учёбы в институте Лена достаточно насмотрелась на обнажённых мужчин и давно перестала смущаться. Ханжой она не была и, конечно, испытывала к мужскому телу природный интерес. Записав показания приборов в журнал, она впервые взглянула на него как на мужчину. Несмотря на беспомощность и нелепое положение, он не производил жалкого впечатления – пропорционального сложения, в меру развитая мускулатура (она не любила неестественно накачанных мужчин), широкие плечи и грудь, стройные крепкие ноги, чёрные волосы на груди и там, где необходимо, детородный орган не маленький, но и не слишком большой. Она представила его на пляже и подумала, что такие мужчины нравятся женщинам и что, пожалуй, при других обстоятельствах была бы не против познакомиться с ним поближе.
Затенённые веки пациента слегка подрагивали. Ему что-то снилось. Внезапно он глубоко вдохнул, слегка застонал, приоткрыл глаза и сквозь сон посмотрел на Елену. Она осторожно погладила его по руке. «Всё будет хорошо», – ласковым шепотом произнесла она. Он явно ничего не осознавал и через мгновение снова впал в забытье.
«Опять эти облака. Давит на плечи. Тяжело. Тянет, тянет к земле».
Андрею снилось, что он проваливается и резко падает вниз. Тут же без всякого перехода, как обычно бывает во сне, он уже сидит в поезде у окна вагона. Поля, поля, поля. Подсолнухи… Блестящим нескончаемым потоком пересекает вагонное стекло, проносится мимо ячменное, ржаное, пшеничное золото, течёт сверкающим слитком. Напротив, женщина тетёхается с мальчиком лет четырёх. Женщина ещё не старая – Резцов подумал, что это мать с сыном. Но нет – оказалось, бабушка. Работает учителем в школе.
– Егорка, Егорушка, – прокурлыкала женщина.
– Егор, Георгий, Джорж, Егорий-Победоносец! – довольно заметил Андрей. – Вырастет – в армию пойдёт. Генералом станет.
– Ну что Вы, какой же он Георгий? Просто Егорка. А Джорж и Георгий – это совсем другие имена, – раздражённо сказала женщина и строго посмотрела на Андрея. – И в такую армию я его не пущу. Кого там защищать? – отрезала она, делая ударение на «такую», и лицо её стало злым и некрасивым.