В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

Другая причина заключалась в низком уровне национального сознания украинских воинов. И здесь сказывался не только затяжной период зависимого существования Украины и недостаточные усилия на просветительской ниве, но и то, что новейший опыт создания государства в форме Украинской Народной Республики во главе с Центральной радой и Украинского государства во главе с гетманом П. Скоропадским немало способствовал компрометации самой национальной идеи. Без сопряжения с социальными преобразованиями национальная государственность в революционную эпоху воспринималась как нечто малопонятное и даже враждебное. О невероятной путанице мыслей у рядового украинца красноречиво свидетельствует молва, распространяемая в Республиканском войске: «Ах, вот идет Петлюра на Гетмана, она ему покажет; слава Богу, не будет уже более отой Украины»[759]. Дело, конечно, не в том, что имена национально-государственных вождей настолько мало были известны рядовому украинцу, что он даже путал их род (Петлюра – она!), а в том, что он готов был славить Бога за то, что не будет «отой Украины». Под «отою Украиною» понималась гетманская Украинская Держава, именем которой у крестьян отбирали землю и имущество в пользу помещиков и оккупантов, а непокорных пороли розгами, массово вешали и расстреливали. Поэтому-то антигетманское выступление изначально получило вполне очерченное социальное направление. Даже первое воззвание Директории призвало свергнуть власть П. Скоропадского как «помещика, генерала, врага трудового народа»[760]. В условиях низкой политической сознательности украинских трудящихся масс национальная идея быстро теряла свою абстрактную привлекательность. В отличие от действующей власти, большевики и их союзники продолжали выдвигать радикальные лозунги в пользу трудящихся и обещали реализовать их, придя к власти. Это обеспечивало им постоянный рост сторонников, в том числе и в армейской среде.

С бесхитростной прямолинейностью военных штабные функционеры в приведенном документе предостерегали от катастрофы, которая неотвратимо надвигалась. Они реалистично оценивали причину, из-за которой крестьяне поднялись против гетмана, – жажда земли; давали честный отрицательный ответ на вопрос: желала ли рабочая и крестьянская масса национально-государственной самостоятельности, констатировали, что преобладающее большинство населения было за примирение и сотрудничество с красной Москвой. Причем, последнее мыслилось «безусловно на условиях не подчинения, а конфедерации с ней (Москвой. – В. С.)». Очевидно, понимая, что в этом случае честные признания равнозначны политической крамоле, офицеры-оперативники отмечали: «Это самая главная мысль крестьянства и рабочего класса, и с этим необходимо считаться, как бы ни было больно это для идейных руководителей национального возрождения». И в довершение – безапелляционный, с нажимом вывод: «Часть крестьянства и рабочих чувствует симпатию к большевикам, признавая их наиболее яркими выразителями народных желаний. Вот из-за чего трудно заставить наши мобилизованные войска энергично бороться с большевиками».

Думается, термин «заставить» употреблен также не случайно. Это один из адекватных оценочных элементов тогдашней ситуации. Следовательно, сила и опасность большевиков состояла не столько в их военном потенциале, сколько в их нарастающем идейно-политическом влиянии, в действенности их социальной политики. Не меньшую роль имела и слабость позиций руководства УНР, которые имели отчетливую тенденцию к еще большему ослаблению. Поэтому, осознавая роковую неизбежность гибели украинской государственности в случае победы большевиков, Штаб Деёовой армии считал, что противодействовать им следует «немедленно, поскольку через несколько дней сделать это будет уже поздно…».

Отнеся поначалу интервентов Антанты к врагам, в третьем разделе документа их уже квалифицируют как «союзников». Правда, не безоговорочно. В частности, было достаточно четкое осознание, что овладение Украиной интервентами Антанты могло помешать планам Директории провести демократичный закон о земле. В его основе лежала идея социализации, ликвидации помещичьей собственности на землю, восстановленной, как известно, П. Скоропадским после разгона Центральной рады. В то же время простые заверения со стороны Антанты о том, что ее военный контингент не будет вмешиваться во внутренние дела Украины, офицерам Штаба Деёовой армии представлялись вполне достаточными, чтобы население и войско встретили «союзников дружелюбно». Трудно квалифицировать подобный подход иначе, чем крайне иллюзорный, утопический.

Нельзя понять, почему в разряд союзников были отнесены польские агрессоры и великодержавники – белогвардейцы. Ссылки на то, что широкого понимания да и желания воевать с поляками «за родную нам Восточную Галицию в массах нет», мало что проясняют.