В борьбе с большевиками трудно было рассчитывать и на собственные «довольно хорошо организованные части». Упомянутые в докладе серожупанники (воины Серой дивизии) также не вызывали серьезного доверия. Созданная на национально-патриотических началах и почти расформированная при гетмане, Серая дивизия в декабре занимала фронт на Черниговщине. Она имела определенное здоровое боевое ядро, однако из трех тысяч бойцов ее общего состава более 75 % составляли мобилизованные крестьяне Черниговщины, которые почти откровенно симпатизировали советской власти[765]
. Поэтому к концу декабря Серая дивизия также считалась ненадежной, и по приказу командующего Левобережным фронтом была выведена в г. Гадяч в резерв Полтавской группы. Ее позиции должны были занять части Черноморской дивизии, которую ШДА также решил направить подальше от Киева[766]. Запорожская дивизия находилась в состоянии развертывания в корпус и постепенно втягивалась в сражения на Харьковщине. Оставался лишь Корпус сечевых стрельцов, который находился в Киеве. Это была самая устойчивая и надежная часть армии УНР, но рассчитывать достичь успеха на всех фронтах силами СС было, конечно, невозможно.Выход, по мнению авторов рассматриваемого доклада, заключался в том, чтобы поскорее найти общий язык с руководством Антанты и заручиться его поддержкой. Однако предложенные ими варианты достижения взаимопонимания, очевидно, не имели реальных оснований, поскольку требовали от стран Согласия существенных, а по сути – коренных отклонений от избранного ими внешнеполитического курса.
Некоторые историки впоследствии упрекали руководство Антанты, что оно вовремя не поддержало становление молодого Украинского государства, а значит, получило результаты, нежелательные и для себя. Однако следует понять и мотивацию тогдашней позиции Антанты. С одной стороны, она находилась в зените славы, как победитель в мировой войне довольно откровенно диктовала свою волю слабым государствам и проводила новый раздел сфер влияния. С другой стороны, наблюдая за распадом двух европейских империй – Австро-Венгерской и Российской, руководителям Антанты было довольно непросто разобраться сразу во всем происходившем на постимперском пространстве, в том числе и в процессах построения государственности. Особенно это касалось России.
Лидеры Антанты старались поддерживать те круги, государственные образования, которые обладали реальной силой и имели серьезную поддержку в обществе. В целом это понятно. Так, Антанта решительно поддержала возрождение Польши, учитывая обещания последней активно противодействовать большевистской России и наличие у нее соответствующих сил, а в самой России сделала ставку на лидеров белого движения, которые неуклонно проводили линию на воссоздание «единой и неделимой» и продолжали демонстрировать свое могущество.
В глазах Антанты руководители УНР, которые революционным путем свергли власть Гетмана, мало в чем отличались от большевиков, которыми в то время пугали всю Европу и о взаимопонимании с которыми не могло быть и речи. Достаточно вспомнить попытки Антанты привлечь немецкие оккупационные войска для подавления выступления Директории и соответствующие инструкции французскому представителю в Одессе[767]
. На смену взглядов ведущих европейских стран на события в Украине Директория могла повлиять только убедительной демонстрацией собственной способности овладеть внутренней ситуацией и ведением активной и взвешенной дипломатической деятельности. На практике не произошло ни того, ни другого. Напротив, многочисленные «миссии и комиссии» (по выражению Д. Дорошенко), которые потянулись за границу, только способствовали дискредитации Украинского государства в глазах европейского сообщества[768].К концу 1918 г. Антанта твердо поддерживала двух довольно откровенных противников Украины (Польшу и белогвардейскую «еди-нонеделимскую» Россию), а потому невмешательство во внутренние дела Украины не считала возможным и никогда бы не санкционировала действия украинской армии против поляков. Таким образом, авторы упомянутого документа обнаружили совершенно безосновательный оптимизм относительно будущего переговорного процесса с представителями Антанты.
Неизвестной осталась непосредственная реакция С. Петлюры на доклад ШДА – ни на одном из архивных экземпляров (их сохранилось несколько) не выявлена традиционная резолюция Главного атамана. Однако с высокой степенью вероятности можно утверждать, что значительное, возможно, даже решающее влияние на принятие принципиально важных, дальновидных решений она сделала. Во-первых, субъективный фактор всегда играл не последнюю роль в деятельности Главного атамана. «Вообще в вопросах политической тактики, – писал И. Мазепа, – Петлюра чрезвычайно поддавался влиянию своего окружения. Как правило, он шел за той группой, на которую в данный момент опирался»[769]
.