В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40-50-х гг.

Из протоколов обсуждения видно, что П. И. Хитров чувствует себя лично задетым репликой Л. Е. Кертмана о некомпетентности. Он всеми силами стремится доказать обратное, но его исторической эрудиции хватает только на обильное цитирование одной страницы из «Истории дипломатии». Он раздражается, усиливает обвинения, переходит на личности, невнятно намекает на политическую подоп­леку «теоретических» ошибок. Топит, одним словом. На сентябрьском партийном собрании в 1953 г. именно П. И. Хитров назовет выступ­ление в поддержку уволенного Л. Е. Кертмана «антипартийным»².

Вернемся к истории увольнения. 27 марта секретарь парторгани­зации историко-филологического факультета Ф. С. Горовой офици­ально обвинил Л. Е. Кертмана в двурушничестве, тут же заклеймив его как «зазнавшегося и зарвавшегося руководителя»³. Спустя месяц, уже на университетском отчетном собрании уходящий с должности секретарь партбюро К. Мочалов назвал поведение Л. Е. Кертмана «недостойным преподавателя»:

«Вместо того чтобы признать справедливую критику в его адрес и принять меры к устранению недостатков, он стал на неправиль­ный путь, считая себя непогрешимым». После чего вновь пригрозил увольнением:

«Если он коренным образом не улучшит содержания читаемых лекций, то он будет отстранен от работы в университете»⁴.

209

Потом наступило затишье. Больше кафедру никто не проверял. На лекции Л. Е. Кертмана комиссии не ходили. Партбюро не требо­вало стенограмм. На первый взгляд, кажется, что вся подготовитель­ная работа по увольнению доцента Кертмана по профессиональной и политической непригодности завершена. В официальных доку­ментах многократно зафиксировано, что он, во-первых, негодный преподаватель (все лекции читает на низком идейно-методологиче­ском уровне), никчемный руководитель (по его личной вине целая кафедра работает неудовлетворительно), чужой, подозрительный человек с низкими моральными качествами. Тем не менее, в сентяб­ре 1952 г. доцент Л. Е. Кертман вновь приступает к работе в преж­ней должности. Кто остановил университетские власти? Можно с большой долей уверенности предположить, что это сделал горком ВКП(б), выдавший Льву Ефимовичу своего рода охранную грамо­ту, пусть условную и временную: предупредить, но преподавателем ВУМЛ оставить. Партийные чиновники руководствовались дело­выми соображениями. Слушатели университета марксизма-лени­низма — публика требовательная и капризная — к лекциям Керт­мана настроена благожелательно: не уходит, не жалуется, даже хва­лит. Это явно не нравится другим преподавателям. Они обижаются, склочничают, стучат, даже статью в «Звезде» организовали. Надо и этим товарищам бросить кость, иначе дойдут со своими кляузами до ЦК, но Кертмана на преподавательской работе сохранить. Пози­цию горкома штурмом не взять. Ректорат университета переходит к осадным действиям. Цель остается прежней — Кертмана уволить, желательно с волчьим билетом. Не получится — по сокращению штатов. Чтобы их сократить, можно даже закрыть кафедру, а для этого требуется согласие министерства.

В «Отчете Молотовского университета» за 1952 г. Л. Е. Кертману был посвящен целый абзац. В нем повторялись обвинения в «низком идейно — теоретическом уровне лекций», в «небрежности и неточ­ности формулировок», в «политических ошибках» и добавлялись новые: «слабый показ всемирно-исторического значения русского революционного движения: партии большевиков, великой октябрь­ской социалистической революции»¹. В дальнейшем недоброхоты действовали за кулисами, документов не оставляли. Ждали подходя­щего момента, который и случился в начале 1953 г. В разгар «дела врачей» в университете разворачивался свой собственный конфликт,

103

в который были вовлечены партийная организация, кафедры обще­ственных наук и преподаватели вместе со студентами — выпускни­ками юридического факультета. «Завязался такой узел, — сообщал первому секретарю обкома один из его подчиненных, — разбором которого партийная организация университета занимается в течение всей зимы и который требует своего разрешения»¹.