В гору

Озол тяжело переживал эти минуты. Ясно, что Приеде не может остаться на работе, она ему в самом деле не по силам. Нельзя же приставить к нему человека, который бы его учил: делай так и делай этак. Озол сознавал свою вину, во-первых, в самом выборе председателя, во-вторых, в том, что слишком мало говорил с Приеде, слишком мало давал указаний. Во всем существе Яна было нечто неподвижное — какая-то непреодолимая пассивность, но Озол надеялся тогда, что она со временем исчезнет. Может быть, и в самом деле исчезла бы, но времени не было и дольше нельзя было ждать. Волость сильно отставала с поставками государству, с лесными работами, с распределением земли, отставала и по активности общественной жизни; в последнем, правда, крепко были виноваты комсомольцы. В волости должно пахнуть свежим ветром, надо разогнать духоту и сонливость, надо дать врагу понять, что советские люди не позволят ему грязными руками шарить по их карманам; Озол опасался лишь одного — не придавит ли совсем Яна это отстранение, не убьет ли оно в нем навсегда веру в то, что он годится не только Думиню в батраки. Необходимо было поговорить с Яном наедине, поэтому он предложил ему подняться в его комнатку.

Комнатка Яна имела печальный вид, в ней все выглядело изношенным и бедным. Жалкий, тощий тюфяк на простой железной кровати не был покрыт простыней, одеяло валялось откинутым к стене.

— Тут еще не прибрано, — извинился Ян и поспешил покрыть тюфяк одеялом.

— Я вижу, тебе трудно живется, никто даже не приберет у тебя, — покачал Озол головой.

— Да нет. Приходила тут одна женщина, потом рассердилась, когда господин начальник почты загадил с похмелья комнату, — простодушно рассказывал Ян. — Говорит, противно убирать.

— Что же это ты пьянством занимаешься? — Озол посмотрел на него с укоризной.

— Да я ведь не хочу, — оправдывался Ян, — пристает как банный лист. Оба с Калинкой…

— Где же они берут деньги, чтобы выпивать? — спросил Озол.

— Да я не знаю. Говорят, что хозяева водку приносят.

— А ты гнал бы их в шею.

— Да ведь они пристают. Я уже сказал — пусть пьют сами. Нет, говорят, невкусно. В карты играют. Сколько раз спать не давали. До рассвета.

— Ты тоже играешь?

— Да я ведь не умею. Не могу научиться.

— Очень хорошо, что не можешь, — сказал Озол. — Ну, будем говорить о будущем. Ты, наверное, сам понимаешь, что в волости не все так, как должно быть?

— Да ведь понимаю, — согласился Ян. — Не умею я с ними справиться. Поставьте другого!

— Да, надо поставить другого, — сказал Озол медленно, с трудом выжимая из себя слова, — хотя мне бы было больше по душе, если бы ты сам за это время подтянулся. И как ты думаешь в дальнейшем устраивать свою жизнь?

— Не знаю. Может, снова пойду батраком.

— Почему же лучше не взять себе земли?

— Что я один с землей стану делать? Обо всем нужно заботиться. Кто коров доить будет? Кто обед варить? Мне больше нравилось бы с лошадьми. Калинке нужен конюх. Только у него нечем кормить. Этого вот я не могу переносить, когда лошадка смотрит на тебя, повесив уши.

Озола осенила мысль. По дороге сюда они с Петером заехали в МТС. Озол поговорил с директором о том, что толкуют люди о коннопрокатном пункте и о Калинке. Директор признал, что пункт не в настоящих хозяйских руках, но не решался уволить Калинку, так как трудно найти человека. А здесь сидит Приеде — ему нравится ходить за лошадьми, он не переносит, когда их обижают. Именно такой человек и нужен.

— Ладно, устроим тебя на коннопрокатном пункте, — сказал Озол. — Но ты не обидишься, если сюда, на твое место, придет другой? Скажем, Петер Ванаг?

— Нет, нет! — воскликнул Ян. — Если я попаду на коннопрокатный пункт, тогда хорошо. А в батраки идти — как бы люди не стали смеяться.

Озол заметил, что лицо Яна оживилось.

— Я только не знаю, как быть: в конюшне у Калинки снег валится на голову, — Ян в замешательстве почесал затылок. — Была бы дранка и гвозди, я бы сам исправил крышу. А то лошади могут заболеть ревматизмом.

— А что теперь в имении?

— Вот это было бы хорошо, — обрадовался Ян. — Там хорошие конюшни. А на пункте две кобылы жеребые. В конюшне Калинки жеребята замерзнут. Пришлось бы в комнату взять.

Озол не знал — сказать Яну, что тот должен стать заведующим пунктом или не сказать. Но, может, все же лучше сказать, чтобы Ян заранее свыкся с этой мыслью.

— Я не сумею распоряжаться людьми, — колебался Ян. — Не могу другому указывать.

— А ты подыщи себе таких помощников, которые любят лошадей, как ты сам, — посоветовал Озол.

— Кто не любит лошадей, того нельзя к ним и подпускать, — вдруг рассердился Ян. — Я уж лучше сам все сделаю.

— Одному тебе не управиться. Весной надо обрабатывать землю пункта, помогать красноармейским и безлошадным дворам.

— Тогда уж конечно, — протянул Ян, как бы разочарованно.

— Попытайся, Ян, — искренне сказал Озол. — Ты не считай, что тебе одному все обдумывать придется Посоветуйся с Ванагом. Мы тоже из уезда почаще наезжать будем. Директор МТС тебе в любое время поможет.

— Тогда конечно! — согласился теперь Ян.