Мирдзе задали несколько вопросов. Она ответила. Но когда ей предложили рассказать свою биографию, ею опять овладели уже испытанные в приемной сомнения и чувство неполноценности. И снова ей помог подбадривающий взгляд секретаря Упмалиса.
— Я не была героиней. Я даже не делала по-настоящему той работы, которую должна была делать после изгнания немцев и после того как решила стать членом комсомола, — закончила она. — Лишь теперь я понимаю, какой я должна была быть, и приложу все силы, чтобы стать лучше, чем была до сих пор.
Еще несколько вопросов, потом заговорил Упмалис. Он охарактеризовал пылкость Мирдзы в первые дни, резко осудил ее придирчивость к Зенте, от чего пострадала вся комсомольская работа в волости. У Мирдзы на глазах даже навернулись слезы, ей казалось — сейчас последует вывод, что такой глупой, упрямой девчонке не место в комсомоле.
— Мирдза Озол много работала и хорошо работала, — услышала она дальнейшие слова Упмалиса, — но мы сегодня ее приветствовали бы еще сердечнее, если бы она и остальную молодежь волости зажгла энтузиазмом, свойственным ей. Поэт Арайс-Берце говорит: «Сила, не ощутимая в капле, становится могучей в море». Этого в своей работе не учла Мирдза Озол. Все же ей свойственно одно великолепное качество — смелость в признании своих ошибок, и это является залогом того, что она их исправит. Предлагаю принять Мирдзу Озол в организацию Ленинского комсомола.
Мирдза смотрела на бюст Ленина, восхищаясь одухотворенным лицом и острым взглядом вождя. «Он вступил в борьбу за новый, невиданный строй, увлек за собой миллионы людей, справился с бесчисленными врагами, а я…»
— Мы ждем от тебя работы, самоотверженности и преданности делу Ленина… — Точно в ответ на свои мысли, слышит она слова секретаря Упмалиса. Он вручает ей комсомольский билет. Обеими руками он пожимает ей руку. Ее поздравляют и другие, чьи-то руки обнимают ее, и горячие губы целуют в щеку — это Эльза, которая смотрит на нее влажными глазами и хочет что-то сказать, но не может из-за избытка чувств.
В приемной Мирдзу схватила в объятия Зента — она ожидала, пока подруга выйдет. Не обращая внимания на присутствующих, обе девушки расцеловались, чувствуя, как мгновенно улетучилась темная сила мелочного самолюбия и обидчивости, разлучившая их в последние месяцы. Придя в себя, они выбежали на улицу и быстрым шагом направились в квартиру Озола.
— Зента, милая! — Мирдза обняла подругу. — Не будет больше между нами Майги.
— Я не позволю ей становиться между нами, — засмеялась Зента, и, сразу же сделавшись серьезной, спросила: — Мирдза, ты тоже чувствуешь, что там, на бюро, за это короткое время мы как бы выросли?
Они пытались передать друг другу свои впечатления, но слова казались бледными и беспомощными по сравнению с чувствами, бушевавшими в груди.
Там, наедине, они излили друг другу душу.
— Зента, я никогда, никогда не позволю Майге отнять тебя у меня, — обещала Мирдза и добавила: — Сегодня я ни о ком не хотела бы говорить плохое, но хочу быть откровенной и поэтому признаюсь — она мне не нравится. Если бы она была тебе искренней подругой, то не изуро… не преобразила бы тебя так неудачно, — нашла она, наконец, более мягкое выражение.
— Мирдза, если бы ты знала, как стыдно мне было, когда товарищ Упмалис посмотрел на мою прическу, — призналась Зента. — Мне показалось, что он усмехнулся. Я хочу немедленно окунуться в воду и расчесать эти свиные хвостика. Пойдем сейчас же на кухню!
Мирдза хотела нагреть воды, но Зента не позволила и сунула голову под кран. Затем Мирдза помогла ей расчесать пробор, и так начала воскресать «прежняя Зента», — как они шутили.
— Но — брови, как их отмыть? — спросила Зента, глядясь в зеркало. — И они принялись искать в шкафу Озола бензин или другую какую-нибудь жидкость, чтобы вывести въевшуюся в брови краску. Совсем она не сошла, но брови стали чище.
— Если еще чуть удлинить платье, тогда ты будешь отвоевана, — радовалась Мирдза.
После обеда они гуляли по городу, искали книги, бумагу для лозунгов и красную ткань для флажков и прочих украшений.
— А знаешь, Зента, какой лозунг мы вывесим на стене? — заговорила Мирдза.
— Ну?
— «Сила, не ощутимая в капле, становится могучей в море». Это слова Арайса-Берце.
16
СВЕЖИЙ ВЕТЕР
Однажды после обеда в волостной исполком явились Озол и Петер Ванаг. Приеде смущенно посмотрел на них, словно хотел сказать: «Да, я ведь говорил, что не надо было меня ставить…» По серьезному, немного виноватому лицу Озола он угадал, что и тот пришел к такому же выводу и привел Петера Ванага, который теперь сядет на председательское место и станет более твердой рукой управлять жизнью волости. Прежде чем кто-либо успел что-нибудь сказать, он встал со стула и, оставаясь стоять, пригласил:
— Садитесь! Садитесь, Петер! — и указал на свой стул у стола.
— Сиди, сиди, Ян, ты еще здесь хозяин, — неловко усмехнулся Петер.
— Да нет уж, — махнул Ян рукой. — Мне это не по силам. Никто ничего не говорит. Откуда мне знать, как быть.