В гору

— Комсомольская организация воспитывает своих членов, — ответил Упмалис, барабаня пальцами по столу в такт какой-то песни. — Мы не ждем от всех поступающих в организацию, чтобы они были зрелыми, сформировавшимися людьми, как говорил Горький, — людьми с большой буквы. Но одного мы все же требуем: чтобы они приходили к нам с чистым сердцем, с желанием стать такими людьми. Если кто-нибудь руководствуется другими мотивами — карьерой, корыстью, хочет примазаться, то такому в комсомоле нет места и не будет. На нас смотрит и старшее поколение и наши ровесники. Недоброжелателей у нас еще много. Стоит какому-нибудь недостойному типу втереться в нашу среду, и сразу же десятки пальцев будут указывать: «Вот каковы комсомольцы…» Этого никогда нельзя забывать.

Мирдза молчала и удивлялась, как четко секретарь выразил волновавшие ее мысли, осознать которые ей мешали сомнения и незнание.

— Тебе, товарищ Мирдза, в будущем надо учесть, что привлечение волостной молодежи в комсомол не является задачей одного только комсорга, но и твоей обязанностью, — продолжал секретарь. — Чтобы привлечь молодежь, недостаточно предложить вступить в организацию. Вам нужно развернуть широкую и интересную общественную деятельность. Кроме того, заботьтесь, чтобы ваши собрания не были сухими и скучными. И наконец, — закончил Упмалис, смотря на Мирдзу в упор, — самое важное. Надо начать политическую учебу. Политика не сухое или неинтересное занятие, она — сама жизнь и в то же время оружие, помогающее правильно понимать и направлять жизнь. Достоин сожаления человек, не разбирающийся в политике, а стало быть, и в жизни. Он запутывается, как курица в пакле, верит каждой сплетне и ждет небесных чудес, не понимая, что сплетни и слухи также являются политикой — политикой врага. Ну, пока, пожалуй, хватит, — сказал он, вставая. — Мы встречаемся, правда, в первый, но не в последний раз. Надеюсь, что теперь ты будешь чаще посещать нас. Если что-нибудь удручает, не удается — приезжай или напиши. Не считай нас какими-то недосягаемыми мандаринами. Договорились? — он взял обеими руками руку Мирдзы и дружески потряс.

— Я очень благодарна… — Мирдза не знала, как сказать — «тебе» или «вам».

— Тебе, — помог ей Упмалис, поняв ее. — Мы ведь боевые товарищи.

Мирдза вышла из кабинета секретаря окрыленная. Каждое слышанное слово запало в сознание, словно врезалось в мозг на вечные времена. Каждый совет, как нужно работать, связался в ее воображении с жизнью волости и с личной жизнью, которая в дальнейшем будет наполнена большой напряженной работой и учебой.

Придя на квартиру отца, она просмотрела книги и нашла среди них «Как закалялась сталь» Островского, книгу, которая однажды заставила ее плакать. Это было в немецкое время, когда она была вынуждена батрачить у Саркалисов. Тогда она достала ее из тайно зарытого ящика с советскими книгами и в еще большей тайне читала в минуты отдыха, забравшись в сарай. Неизвестно, каким образом Саркалиене нашла спрятанную в мякине книгу и показала Вилюму. Тот поднял такой шум, что казалось, Мирдзу сейчас же расстреляет; на ее глазах он растоптал книгу ногами и бросил в огонь.

Мирдза начала перелистывать книгу и вспоминала каждую прочитанную строчку, даже страницу, на которой тогда оборвался рассказ о жизни Павки Корчагина. Это было место, где говорилось о том, как он уезжал строить железную дорогу. Она примостилась на диване и начала читать дальше. Перед глазами, как наяву, возникли осенний лес, дождь и грязь, промокшая, липнущая к телу одежда, продуваемый ветром барак, мерзлая земля, которую полуголодные юноши долбят примитивными инструментами, прокладывая железную дорогу. Ее захватили самоотверженность, сила и выносливость, почти сверхчеловеческое упорство, преодолевшее, наконец, упрямую природу и коварных врагов. «Какой суровой красотой, какой силой духа дышат эти страницы, — думала она. — Разве мы, теперешняя молодежь, не можем быть такими! Сейчас наша родина сильно разорена, она тоскует по нашим рукам, по нашим сердцам, а мы не переносим малейшего прикосновения другого, замыкаемся в себе, давая тем временем врагу возможность хозяйничать и гулять, как у себя дома. Этого не должно быть».