В гору

План по зерну просмотрели еще утром, после чего Ванаг, покраснев, неловко упомянул, что сегодня им с Зентой надо бы пойти в загс. Можно бы и отложить, но заведующий будет ждать. Мирдзе стало смешно. Ванаг сказал это таким тоном, словно ни она, ни ее отец об этом ничего не знали. А ей обо всем уже рассказала Зента. Отец и мать тоже были посвящены в это. Вчера Мирдза с матерью долго хлопотали, напекли булочек и пирожков. Мать сказала, что ни у Зенты, ни у Петера нет никого, кто бы мог приготовить что-нибудь вкуснее, и принялась месить тесто. Сегодня утром Мирдза тайком принесла в исполком корзину с булочками, Петер и Зента ничего не заметили. Теперь Мирдза могла поставить на стол свадебное угощение.

Это был необычный для свадьбы стол — вместо звона стаканов и тарелок шелестели листы бумаги, молодожены и гости перелистывали их, успевая в то же время закусывать. Вместо веселого говора и песен слышны были замечания, что вот теперь, после комсомольского контрольного рейда, количество крупного скота в волости прибавилось на семьдесят две головы, а овец — на сто пятьдесят три. Шутили, что кое-кто поспешил бы изобразить это, как результат перевыполнения плана по животноводству. Все рассмеялись, когда Мирдза рассказала, что ей снова пришлось схватиться с Думинями, у которых были зарегистрированы только четыре коровы, а в коровнике у них восемь голов. Это она знала от Яна Приеде, который, разоткровенничавшись, признался, что во время первой регистрации Ирма Думинь уговорила его записать ложные данные, и он тогда согласился — не хотелось досаждать бывшим хозяевам!

— Ладно, в этом году им прибавим к поставкам прошлогодний долг, — решил Озол.

— Ох и заскрипят, как несмазанные телеги! — усмехнулся Ванаг. — Могу себе представить, какие у Ирмы будут доводы: «Разве корова в один год может дать молока за три года? Неужто мне девять раз в день доить?» — он так похоже изобразил Думиниете, что Мирдза воскликнула:

— Петер, в следующем спектакле тебе надо играть кулака! У тебя талант!

— На что же это будет похоже, если волостной старшина выступит в спектакле? — Ванаг так важно откинулся на спинку стула и надул щеки, изображая спесивого кулака, что все снова рассмеялись.

Потом все опять посерьезнели — называли цифры, вносили их в новые списки, но это не были только цифры, это были стада, в которых среди бурых коров бойко резвились телята, блеяли овечки. Рубрика с заголовком «свиньи», разделенная горизонтальными линиями, напоминала загородку в хлеву с хрюкающими поросятами.

— Когда я ознакомился с нашими грандиозными планами на пять лет, — заговорил Озол, оторвав глаза от бумаг, — у меня прямо голова закружилась. Какие грандиозные цели и цифры; в других условиях они могли бы показаться плодом фантазии поэта-романтика. Мне иногда кажется, что и мы романтики, только другого племени. Мы на прошлое не оглядываемся, а смело смотрим в будущее, умом и сердцем устремленные к реальной жизни.

— Мечтатели прошлого ужаснулись бы, если бы им сказали, что в день своей свадьбы им придется составлять план подъема сельского хозяйства волости, — смеялась Мирдза. — Ах, белая подвенечная фата, мирты и розы, платье со шлейфом в десять метров и жених во фраке! Честное слово, я со смеху лопнула бы, если бы Зента и Петер так разоделись.

— Много ли не хватало, чтобы ты сама пошла в таком виде к алтарю, — Озол лукаво посмотрел на Мирдзу. — Изобрази Эрик после ранения героя, у тебя бы голова пошла кругом и такой прелестной показалась бы старая романтика с луной, вздохами и соловьями.

— Папа, не надо! — поморщилась Мирдза, вспомнив, как проливала слезы, когда к ней не доходили письма Эрика, а к нему ее письма, перехваченные Майгой. Нет, это уже прошло, она этим уже переболела, как корью, и ничего подобного больше не повторится.

— Да, сейчас мы тут шутим и мечтаем, а завтра, послезавтра начнутся рабочие будни, — напомнил Ванаг. — Когда поведем разговор с исполнителями плана, немало встретим и нежелания, и сопротивления.

— Если кому будет трудно — поможем, а нежелание нужно сломить, — твердо ответил Озол. — Кто станет противиться плану? Единственно — кулаки, такие, как Дудум. Большинство крестьян признает, что план отвечает их интересам.

— Папа, — перебила его Мирдза, — комсомольцы примут участие в разъяснительной работе, но я со своей стороны выставляю одно условие — к Дудуму иди ты сам. Теперь я не смею туда показываться. Пока Густ еще надеялся на Зенту, он меня медом потчевал. А теперь — наверняка костылем выгонит.

Зента провела последнюю черту и, повернувшись к Петеру, заявила:

— С этого момента ты больше мне не начальник.

— Жаль. Именно теперь мне было бы выгодно быть твоим начальником, — также пошутил в ответ Ванаг. — А то как бы не пришлось жить под каблуком у жены.