В гору

— Я позабочусь, чтобы вам пореже приходилось видеть друг друга, — пообещала Мирдза. — По плану комсомольцев в этом году надо построить Народный дом, и так как Зента с завтрашнего дня станет заведующей будущим Народным домом, она отвечает за то, чтобы к осени он был построен. Никаких отговорок мы не примем. Материалы подвезены, ребята с коннопрокатного пункта уже привели в порядок фундамент, теперь только строй!

— А Петер отвечает за постройку маслобойни, — добавил Озол. — Это последние часы, когда вы спокойно воркуете, как голубки. Скоро начнете друг у друга переманивать рабочих, а то — и красть материалы. По вечерам будете сидеть каждый в своей комнате и через стену грозить друг другу прокурором.

— Какими мрачными красками ты изображаешь наше будущее, — Петер сделал кислое лицо. — Тогда уж ничего другого не остается, как начать пить. — Он встал и принес из шкафа две бутылки вина, добавив: — Об этом он сумел смолчать.

Так была отпразднована самая необычная свадьба в волости, но мало кто о ней знал, и поэтому она не вызвала никаких разговоров.

На следующий день к Озолу приехал работник прокуратуры, которому он сообщил о безобразиях в подсобном хозяйстве. Крестьяне жаловались, что некормленая скотина там иногда целыми днями ревет. Проверка показала такую же картину, как в свое время на коннопрокатном пункте. В подсобном хозяйстве разбазарили все до последнего зерна, не оставили даже семян. Было более чем ясно — Калинку ни на один день нельзя оставлять на свободе. Оказалось, что его начальник, руководитель ОРСа, уже арестован за присвоение продуктов, выданных для рабочих. По словам Калинки, он отдавал начальнику без всяких документов половину продуктов подсобного хозяйства, за что тот другую половину оставлял Калинке.

— Ну, наконец-то освободились еще от одного негодяя! — облегченно вздохнул Озол, когда ревизия была окончена и Калинку увели. И сразу же мысли его переключились на другое — скоро начнется весенний сев. Пятилетку нужно начать воплощать в жизнь.

Озол завернул к Лауску. Здесь шла стройка. Лауск с каким-то парнем закреплял стропила, заканчивая новый хлев. Первые венцы он уложил еще прошлой осенью, углы фундамента тоже сделал, остальное забил торфом и мохом, так как на весь фундамент цемента не хватило, не были подвезены и камни.

— Почти на новоселье попал, — пошутил Озол, глядя, как Лауск учит юношу — Эльмара Эзера укреплять концы стропил.

Озолу нравилось слушать стук молотков, эхо которых отдавалось в ближней роще и говорило, что здесь возникает новое — люди строят, продолжают прерванную войной жизнь. Приятно было вдыхать смолистый запах свежеотесанных бревен. Приятно было смотреть на самих людей — они не ропщут на трудности, целесообразно используют каждый старый гвоздь и кусок железа, об этом говорили лежавшие на камне две кучки гвоздей — в одной перемешаны кривые, изогнутые, заржавленные, в другой — аккуратно сложены уже выпрямленные.

Наконец оба плотника спустились вниз и пожали руку гостю.

— Мы с Эльмаром работаем сообща, — рассказывал Лауск. — Договорились трудную работу делать вместе. Он один, я один, а разве в одиночку балку поднимешь. Мой Имант редко приходит домой с машинно-тракторной станции. Говорит, они соревнуются с Эстонией и обязательно должны отремонтировать тракторы раньше эстонцев. К тому же начали пахать, и он ездит учеником. Мне бы парень дома пригодился, но раз уж решил практиковаться, что тут поделаешь. Когда-нибудь будет бригадиром трактористов и, пожалуй, вызовет на соревнование саму Пашу Ангелину.

— Дельный парень, — похвалил Озол. — Выучится на тракториста, вспашет всю волость.

— Так-то оно так, — согласился Лауск. — Но скажу тебе по совести, трудновато приходится одному. Я не привык лентяйничать, мне работа костей не ломит. Но не знаю, день ли слишком короток, или что другое. Только вижу — одна работа другую погоняет. Осенью думал — ну, еще вот этот клочок вспашу. Никак не собрался! Так и замерзла земля невспаханной. Теперь вот — тороплюсь с хлевом, а глаза все на поле глядят. Говорю — оставлю хлев на осень, да жена тормошит: «Знаю я эту осень, опять в подойник дождь капать будет». И верно, не может же скотина стоять в этом наспех сделанном сарайчике, — он показал на жалкую хибарку, которую сколотил еще в довоенную весну.

— И общественные обязанности тоже требуют времени, — заметил Озол.

— В том-то и дело, — подхватил Лауск. — Веришь или нет, но хочется и в книжку заглянуть. Ты сам нам говоришь, что надо учиться, а стоит начать, так уж не оторвешься, нельзя ведь во тьме жить. Дети учатся в школах, и нам, старикам, краснеть приходится, они как бы на другом языке говорят, мы их не понимаем. Эльмар зимой тоже бегал в школу твоей Мирдзы. Иногда прямо из леса. Я говорю: эту сосенку мы еще могли бы свалить. А он — нет, нельзя опаздывать в школу. Все сидит за книгами, видишь, какой бледный стал.

— Ничего, на солнышке порозовеет, — успокоил Озол.