В гору

— Я не понимаю, о чем ты говоришь? — Мирдза в самом деле не понимала.

— Ну, ладно, расскажу потом, когда обогреешься. Снимай пальто и заходи в комнату, — пригласил отец. — Может, поставим чай?

— Не надо, отец, — отмахнулась Мирдза. — Я все-таки хотела бы знать, что это значит? — Она догадывалась, что слова отца имеют какую-то связь с Эриком.

— Смотри, какая нетерпеливая. Ну, так полюбуйся на свои проделки.

Озол вынул из ящика небольшой конверт и положил его перед Мирдзой, а сам отвернулся. Он стал глядеть в окно и тихо напевать какую-то фронтовую песенку.

Мирдза, едва взглянув на конверт, убедилась, что письмо было от Эрика. Дрожащими пальцами она вынула письмо и прочла:

«Уважаемый господин Озол! («Как ему этот «господин» взбрел в голову», — удивилась она.) Не судите за то, что тревожу вас строками своего письма. («Как же можно так писать?» — Мирдза скривила губы.) Я знаком с вашей дочерью, Мирдзой, мы условились переписываться. Я написал ей несколько писем, но она мне не одвечает. («Да, это Эрик, он ведь не может написать без ошибок!» — именно это «не одвечает» показалось Мирдзе особенно дорогим.) Я хотел бы знать, что с ней случилось. Может быть, вы будете так любезны и напишете мне по нижеуказанному адресу, чтобы я знал, писать ли мне ей еще или она этого не желает и это ее обременяет. («Эрик, Эрик, как ты можешь так говорить!» — кричало сердце Мирдзы.) Остаюсь в надежде, что вы не оставите моего письма без ответа.

Уважающий вас Эрик Лидум».

У Мирдзы в глазах потемнело от предательски выступивших слез. Какая это злая сила до сих пор мучила их обоих? Что пришлось пережить ему, любимому Эрику, там, на фронте, вблизи смерти, если он перечувствовал все то, что довелось выстрадать ей!

Озол, угадав, что дочь уже прочла письмо, обернулся и пристально посмотрел на нее.

— Ах, ты плачешь? — воскликнул он полусерьезно, полушутя: — И тебе трудно было написать ответ?

— Отец, ты не знаешь, — сказала Мирдза тихо. — Я послала ему писем не меньше, чем он мне, но в ответ не получила ни одного.

— Как же это так? Теряются на почте? — удивился Озол. — А к другим письма доходят?

Мирдза рассказала о помарках цензуры в письмах, получаемых матерью Эрика и Пакалнами. Отец спросил, кто работает на почте, и, узнав, что письма сортируются и отправляются комсомолкой, ничего не ответил.

— Видишь, дочка, как получается, когда хочешь обойтись без родительского благословения, — поддразнивал Озол дочь, — без меня наплакались бы оба.

— А теперь я тебя обрадую, — спохватилась Мирдза, что забыла отдать письмо Карлена.

Отец прочел, и его лицо озарилось улыбкой.

— Это здорово! — воскликнул он. — Молодец парень! Вот значит как получается: я сам — бывший красноармеец, сын — красноармеец и зять — тоже.

— Папа, чего ты смеешься? — упрекнула Мирдза. — Сам мне говорил, что надо быть серьезной.

— Тебе — да, — продолжал Озол в том же тоне, — но подумай, какой у меня день — утром получил письмо от какого-то Эрика, который «условился переписываться с моей дочерью», после обеда приезжает сама дочь и все, равно, что привозит с собою сына. Почти вся семья в сборе. Я и так слишком спокоен.

Постучали в дверь. Озол пошел открыть и в сенях поздоровался с Вилисом Бауской и Эльзой.

— Мы видели, как подъехала Мирдза, хотели послушать, что она расскажет, — услышала Мирдза голос Эльзы. Озол хотел познакомить Вилиса с дочерью, но тот сразу сильно пожал Мирдзе руку и сказал:

— Мы уже знакомы. Ну, в точности такая, какой я себе представлял: с голубыми глазами, светловолосая. И боевая.

— А только что хныкала, — подтрунивал Озол над дочерью.

— Папа, если ты не перестанешь надо мной смеяться, то я уеду домой, — чуть не рассердилась Мирдза.

— Наверно, из-за того хныкала, что в волости нет порядка? — усмехнулся Вилис.

— Примерно, так оно и есть, — старался Озол исправить свою ошибку, чтобы не смущать дочь.

— Ну, расскажи, Мирдза, что у вас там не в порядке? — шутил Вилис. — Впервые тогда от вас услышал, что нет порядка. Черт знает, что у вас с телефоном? С вашей волостью никогда нельзя говорить. Всегда в аппарате шум и треск.

— Кто у вас телефонистом? — невинно спросил Озол.

— Майга Расман, — ответила Мирдза.

— Это — комсомолка, сохранившая в немецкое время свой билет, — пояснила Эльза. — Правда, Мирдза? Мне Зента так рассказывала.