В гостях у Берроуза. Американская повесть

Твой пупок —
Так глубок!
Ок! Йок!

Твой лобок —

Так высок!
Ог! Йог!

Твой сосок —

Смотрит вбок!
Прыг-скок!

Тут он подпрыгнул и поцеловал кошку-собаку прямо в её пылающий анус.

И снова заквакал:

Гог
И Магог,
И Содом,
И Гоморра,
Ближний Восток
И Балтийское море,
Ницца и пицца,
Канат и канкан,
Царь и девица,
Портвейн и шайтан,
Кошка и мышка,
Корица и щепка,
Нос и подмышка,
Костыль и закрепка,
Конь и простуда,
Кораллы и лес —
Зачем и откуда
Всё это здесь?

12

А вот ещё одно стихотворение Берроуза (в моём неуклюжем переводе), прочитанное в оргонном накопителе:

Твоя правая рука —
Хвать мой нос наверняка!

Моя левая рука —

Хвать твой член исподтишка!

Твоя правая нога —

Как она сейчас нага!

Моя левая нога —

Она, боже, всеблага!

Оп! Оп! Оп! Оп!

Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Продекламировав это, он схватил меня сначала за задницу, а потом за яйца.

Я не сопротивлялся – даже напротив.

Мне хотелось, чтобы он меня цапал и мацал.

Я забыл о своих тревогах и отдался сладкому ощущению нашего любовного соприсутствия в оргонном накопителе доктора Райха.

А знаменитый писатель тискал мои ягодицы и шептал рифмы:

Жопа есть у простофили,
Так же как и у графини,
Жопа есть у мизантропа,
Понимаешь ты меня?
Жопа есть и у коня!
И у генерала тоже,
И у девы мягкокожей.
Жопа есть у филантропа,
Так же, как у землекопа,
И у антилопы есть —
Вот моя благая весть.
Жопа есть у господина,
Что живёт на Палатине,
Так же, как и у холопа,
И у бедного кретина.
Есть она у арлекина
И у маленькой блондинки
В лакированных ботинках.
Жопа есть у микроскопа,
Как и у калейдоскопа.
Жопа есть у мандарина —
Так же, как и у циклопа.
Опа
Жопа
Опа
Жопа
Опа
Опа
Жопа
Жопа

13

Он трогал меня повсюду, а я закрывал глаза и думал: «Вот мой друг, и он ужасно, ужасно хороший».

Как сказал Морис Бланшо: «Дружба – это общение с лишённым друзей незнакомцем, которого ты увидел в первый и последний раз в жизни».

А ещё тот же Бланшо писал: «Если жить означает терять, то, возможно, мы наконец поймём, что это почти смехотворно: потерять жизнь».

Именно так обстояло у меня дело с Берроузом в ту незабвенную ночь.

Он был другом на миг, то есть на вечность.

И теряя его, я терял всё, в том числе и себя, недотёпу.

Он был нечеловеческим другом, который мычал, рычал и рифмовал:

Пусть меня уведёт кот.
Пусть меня уведёт ёж.
Я ещё плохой идиот,
Я способен ещё на скулёж.

Я ещё не совсем нем,

Я ещё не вполне пуст,
Я слова всё ещё ем,
Я ещё шустрю, карапуз.

Я как будто и жду крота,

Но оттягиваю приход.
У меня торчат изо рта
Девять рёвов и семь смехот.

Я ищу глазами кита:

– Ну когда же ты приплывёшь?
И разинешь свои уста?
И меня от меня спасёшь?

14

Я думаю, что в общей сложности мы с Берроузом и кошкой-собакой провели в оргонном аккумуляторе не больше пятнадцати минут.

Но повторяю: это были не минуты – века.

И они пролетели как миг.

Вильгельм Райх вовсе не был шарлатаном.

Оргонный аккумулятор – отличная штука.

Впрочем, как сказал Шервуд Андерсон: «Again, you decide what appeals to you».

Мне лично в ту ночь было хорошо.

А потом – хоть суп с котом.

Я не знаю, где он сейчас, – этот непостижимый, восхитительный Уильям Берроуз-поэт, с которым я обнимался и балдел.

В раю?

Или в аду?

Скорее всего, нигде.

Книжки его я, честно сказать, не до конца люблю, но тех мгновений в комнате с ночной мебелью никогда не забуду.

15

В заключение приведу последнее стихотворение, прочитанное блаженным стариком: