– Я хочу, чтобы это произошло мгновенно. Так, как бывает в калейдоскопе: сдвинул чуть-чуть – и новый узор, новая картинка!
6
Помню, заговорили об американских писателях, которых он уважает.
– А я никого не уважаю. Но все хорошие американские писатели носили имя Уильям. Или фамилию Уильямс.
И правда: в американской литературе есть хорошие или просто неплохие писатели с этим именем: Уильям Фолкнер, Уильям Сароян, Уильям Стайрон, Уильям Гэддис, Уильям Гибсон.
Наверняка есть и другие Уильямы, просто я не помню.
И есть целых четыре клёвых автора с фамилией Уильямс: Теннесси Уильямс, Уильям Карлос Уильямс, Джой Уильямс и Диана Уильямс.
7
В другой раз он сказал:
– Сейчас люди строят жизнь вокруг себя так, как раньше строили тюрьмы. Паноптикон Иеремии Бентама, знаешь? Вот так и живут земляне. Ходят по своему тюремному двору, улыбаясь другим зэкам. Или дерутся и убивают друг друга. И почти никогда не предпринимают попыток к бегству. Как будто так и надо. Инкарцерация стала добровольным делом. А к самоубийству принуждают с детства.
8
И ещё:
– Хассан ибн Саббах сказал за минуту до смерти: «Ничто не правда и всё разрешено». Смекаешь, русский? То есть если всё иллюзия, значит, всё и дозволено. Понимаешь? Ну а если вещи становятся реальными, то они не разрешаются. Например, если деньги делаются по-настоящему ценной вещью, то их никому не дают, кроме тех, у кого они уже есть в избытке. В нашей культуре всё стало реальностью и поэтому ничего больше не возможно. Современная власть так и работает: делает всё реальным и запрещает, запрещает, запрещает.
Он подмигнул мне и добавил:
– Но поверь моему нюху: скоро масс-медиа и новые боссы научатся превращать всё в иллюзию и фата-моргану. Это будет новая стратегия власти. Бедный Хассан ибн Саббах!
9
В другой раз Берроуз изрёк:
– Я всю жизнь был переполнен иллюзиями, русский. Думал, что масс-медиа можно поставить на службу революции. Думал, что искусство может перепахать житейскую убогость. Думал, что Америка становится свободней. Думал, что я умный. А теперь вижу: старый дурак всю жизнь завирался. Я совершенно ничего не знаю и не понимаю. Даже то, что со мной случится после смерти.
10
Помню и такое:
– Я никудышный писака. Если бы я был стоящим писателем, мои фразы могли бы убивать читателя на месте. Буквально убивать – как пуля или цианистый калий. Прочитал страницу – перестало сердце биться. Пробежал глазами строчку – отказала печень или почка. Прочитал полромана – отошёл в лоно Авраама. Или ещё лучше: увидел название книги на обложке – и откинул ножки. Эх, если б я был такой могучий писатель! Тогда бы население этой планеты сильно сократилось и вокруг было бы больше пространства… Впрочем, они бы запретили мои книги. Ну и отлично!
11
И вот что ещё я помню:
– Знаешь, что такое любовь, русский? Самое лучшее болеутоляющее средство на свете.
Да, он так и сказал, буквально:
– Love? What is it? MOST NATURAL PAINKILLER WHAT THERE IS.
12
Он рассказал мне сон, увиденный им после обеда:
– Я – золотая кошка. То есть вся шерсть на мне золотая, и когти, и зубы… И я бегу по улицам Нью-Йорка… И за мной гонятся люди – огромная толпища… И каждый из них хочет выдернуть из меня золотую волосинку на счастье. Ну а я, разумеется, этого совсем не желаю… И я бегу, бегу от этих людей по каким-то закоулкам… И мне очень страшно…
13
Он изрёк, затянувшись джойнтом:
– Человек, который чувствует и видит, не может не быть печальным.
14
И ещё это:
– Мы должны наконец увидеть вещи, которые сейчас не видим. И перестать видеть вещи, которые только и видим.
15
Ещё он постоянно цитировал Одена: «Those to whom evil is done, do evil in return».
То есть: «Те, кому причинено зло, причиняют зло в ответ».
16
Он сказал мне:
– Мне восемьдесят два года, русский. Я писатель и уже не смогу измениться. Я могу только писать и вытряхивать кошачью шерсть с одеяла. Даже если случится атомная война, я буду писать и вытряхивать это одеяло. И так до конца света. Я только это и умею: писать и вытряхивать одеяло. Там столько кошачьей шерсти, что хватит мне и на том свете.
17
Он шептал, поглаживая кошку:
– Я развращён властью. Я развращён развратом. Я развращён развратом власти. Кто держит меня на этой гиблой планете? Кому это нужно? Все померли: Билли, мама и папа, Джоан, Морт, Майкл, Руски… А я не помираю… Неужели я им нужен? Неужели они меня используют в своих целях? Почему Иисус умер, а я не умираю? Кому это нужно?
И вдруг сказал мне:
– Old actors never die, they just fade away on old screens, русский.
18
– Мои руки не слушаются меня, – сказал он за обедом. – Мои пальцы не желают делать то, что я им приказываю делать. Они, чёрт возьми, бунтуют. Ёб твою мать – конспирация пальцев! Заговор костяшек! Конфликт суставов! Всюду одни конфликты и войны! Моё тело против меня, как я против Белого Дома! Моё тело на стороне Вашингтона? Не могу поверить!
19