В гостях у эмира Бухарского

Мстный амлякдаръ, рейсъ, акъ-сакалы и акъ-саяки встали намъ навстрчу, и каждый, бормоча какое-то привтствіе, сначала протягивалъ намъ руку, а потомъ сейчасъ же съ поклономъ проводилъ обими ладонями по своимъ щекамъ и бород въ знакъ почтенія. Пришлось совершить всмъ поочередно дружеское рукопожатіе, и затмъ насъ пригласили ссть на путешествующіе съ нами кресла и стулья, разставленные въ рядъ въ глубин палатки.

Подали чай и достарханныя угощенія: яичные блки, взбитые съ мелкимъ сахаромъ, халву изъ кунджутнаго смени, мучнисто-хрупкія сахарныя колечки (парварда), обсахаренныя фисташки (руста) и фисташки каленыя, мелкіе шарики, называемые богарсакъ — нчто въ род пышекъ величиной съ горошину, и россійскіе леденцы съ билетиками: «Мила ты мн, мила вкъ будешь и была» и т. п.

Вначал все шло очень чинно и даже натянуто, какъ требуютъ того условія мстнаго этикета. Вс хранили самый серіозный видъ и больше все помалчивали или перекидывались сосдъ съ сосдомъ словомъ, другимъ, тише чмъ вполголоса. Наши амфитріоны съ важностью услись на ковр vis-a-vis одинъ по правую, другой по лвую руку отъ нашихъ стульевъ, а поpади ихъ у стнъ стали челядинцы съ пучками горящихъ, свчъ, отъ которыхъ, благодаря оплывающему салу, не мало страдали не только ковры, но и спины иныхъ нарядныхъ халатовъ. Впрочемъ, это такая мелочь, на которую порядочный человкъ не долженъ здсь обращать никакого вниманія, а то, пожалуй, другіе могутъ подумать, что ему какого нибудь халата жалко!

Но вотъ, съ низкими поклонами вошли одинъ за другимъ четыре бубенщика (дангарачи) и услись на коврик вс рядомъ, впереди кучки батчей. Предъ ними тотчасъ же поставили плоскую круглую жаровню съ раскаленными угольями, и дангарачи поочередно подержали и расправили надъ горячимъ паромъ свои бубны для большей звучности. Ихъ баши (старшій) медленными ударами пальцевъ о бубенъ далъ знать, что музыка готова къ дйствію. Но батчи, повидимому, пропустили это мимо ушей и продолжали заниматься своими собственными разговорами и угощеніями.

Тогда одинъ изъ нашихъ акъ-саяковъ, не вставая съ мста, обратился къ нимъ съ любезною просьбой — нельзя ли, молъ, приступить къ началу. Но т только на минутку повернули къ нему головы и сейчасъ же смшливо отвернулись съ лукаво-капризными минами. Они видимо насчетъ акъ-саяка перекидывались между собою какими-то критическими замчаніями и подсмивались надъ нимъ. Тотъ еще деликатне повторилъ свою просьбу, дескать, уши и глаза наши алчутъ насладиться прелестями вашего благороднаго искусства, — но на сей разъ со стороны батчей это не вызвало даже и мимолетнаго вниманія. Видя, что просьба. одного не дйствуетъ, стали просить уже нсколько акъ-саяковъ, и просить усиленно, даже умиленно; но результатъ былъ столь же безуспшенъ. Дангарачи-баши между тмъ время отъ времени медлительно похлопывалъ пальцами о бубенъ. Тогда двое изъ нашихъ амфитріоновъ нарочно отправились въ уголъ къ батчамъ и очень почтительно открыли съ ними заискивающіе переговоры. Мальчишки очевидно ломались, желая, чтобы ихъ упрашивали больше и усердне, и наконецъ добились-таки своего. Вроятно оно такъ нужно, такъ слдуетъ по этикету. Здсь вдь на все этикетъ.

Батчи поднялись со своихъ мстъ и вышли на середину террасы, сопровождаемые взрывомъ радостно торжествующихъ кликовъ и возгласовъ, даже какимъ-то восторженнымъ рычаніемъ и мычаніемъ своихъ ретивыхъ поклонниковъ.

— Э-э-эІ.. Якши!.. бай-бай якши!.. Куллукъ!.. Рахметъ куллукъ, таксыри! [179]— неслись со всхъ сторонъ разнообразныя восклицанія и воздушные поцлуи.