В гостях у эмира Бухарского

От правой стороны, рядомъ съ ршетчатою дверью, низенькій сводчатый проходъ ведетъ въ свтлую каморку, не имющую непосредственнаго сообщенія съ среднею. Здсь у стны стоитъ бунчукъ Кусама, — конскій хвостъ на древк съ металлическою булавой, — обвшенный подобно рыб-замку разноцвтными лоскутками и тряпочками, большая часть которыхъ оставляется здсь безплодными женщинами, разъ въ недлю молящими живаго царя о ниспосланіи имъ дтей. Чтобы проникнуть въ подземелье этого царя надо возвратиться въ аванъ-залу, гд въ правомъ углу находится узкій и низенькій спускъ въ такъ называемую «чилля-хана», что собственно значитъ покаянная комната. Мутевали зажегъ свчу и подалъ мн руку. Согнувшись насколько было возможно, я спустился вслдъ за нимъ по нсколькимъ крутымъ и высокимъ ступенькамъ. Затмъ мы повернули направо и столь же узкимъ корридоромъ спустились еще ниже по наклонной плоскости, но уже безъ ступеней. Деревянная дверка медленно захлопнулась за нами, издавъ протяжный хриплый скрипъ, точно стонъ умирающаго страдальца. Пройдя нсколько шаговъ мы очутились въ совершенно пустой комнат съ низкимъ сводчатымъ потолкомъ. Въ ея противоположной стн виднлся узкій сводчатый проходъ въ другое подземелье, закрытый сверху до полу блою завсой. Мутевали приподнялъ ее, и я невольно отшатнулся нсколько назадъ.

Свтъ свчи сразу упалъ на мертвенно-блдное, изможденное лицо человка въ бломъ одяніи, неподвижно сидвшаго противъ входа на полу посредин подземелья. Не только ни малйшаго движенія не сдлалъ этотъ человкъ, но даже взглядомъ не провелъ при появленіи предъ нимъ нежданныхъ постителей. Словно мертвый или скоре какъ кукла сидлъ онъ по-восточному, скрестивъ подъ себя ноги, въ то время какъ вытянутыя руки покоились на его колняхъ. Взоръ его былъ глубоко потупленъ, а общее выраженіе лица оставалось какимъ-то тупымъ, неопредленнымъ. На видъ ему можно было дать года двадцать четыре.

— Это подвижникъ, пояснилъ мутавали шопотомъ и не безъ нкоторой почтительности: — уже тринадцатыя сутки сидитъ въ пост и молитв, а всего сидть ему сорокъ сутокъ. [37]

Я осмотрлся внимательне. Первое подземелье представляло, какъ уже сказано, низкосводчатую, почти квадратную комнату съ оштукатуренными стнами и кирпичнымъ поломъ; второе же его отдленіе имло въ длину не боле трехъ, а въ ширину около двухъ шаговъ — ну совершенная могила!.. Ни въ томъ, ни въ другомъ не было ни окна, ни даже продушины, такъ что здсь должна всегда царить полнйшая темнота. Подвижникъ, очевидно погруженный въ религіозно-созерцательное состояніе, сидлъ на намазджа, [38]который и служилъ ему постелью; но для изголовья никакого приспособленья не было. Этотъ намазджай да кумганъ с водой составляли тутъ единственныя обиходныя вещи.

Черезъ переводчика я замтилъ мутевали, что мы, кажись, нарушаемъ здсь покой молитвы, а потому де не уйти ли лучше.

— О, нтъ, нисколько, отрицательно покачалъ тотъ головой: онъ теперь глухъ и слпъ ко всему постороннему, весь смотритъ внутрь себя, онъ весь тамъ (мутевали указалъ себ на то мсто, которое называется «подъ ложечкой»), весь тамъ, въ самомъ себ, тюря, и еслибы предъ нимъ упала даже громовая стрла, то и тогда онъ остался бы точно также неподвиженъ.

Я полюбопытствовалъ узнать, чмъ онъ питается и много ли стъ? Оказалось, что каждый день ему приносятъ кумганъ со свжею водой, и черезъ день даютъ по одной «нанъ», то есть прсной хлбной лепешк, — такъ онъ самъ для себя назначилъ и такъ будетъ продолжаться до конца искуса. Двадцать небольшихъ лепешекъ на шесть недль — это мене чмъ немного!

— О, тюря! — съ улыбкой замтилъ мутевали — за то потомъ онъ съ избыткомъ вознаградитъ себя вкусными палау и кебабами.

Оставивъ молодаго подвижника продолжать свое созерцательное самоуглубленіе, мы поднялись наверхъ, въ аванъ-залу и оттуда прошли въ смежную съ ней мечеть, гд моллы показываютъ единственную посл исфаганскихъ мозаикъ достопримчательность — коранъ, писанный на большихъ пергаментныхъ листахъ и представляющій собою тетрадь гигантскихъ размровъ, чуть не въ квадратную сажень. Это даръ Насръ-Уллы Бахадуръ-хана, отца ныншняго Бухарскаго эмира, но древность его не простирается дале пятидесяти лтъ. Увряютъ также, будто часть его писана въ молодости рукой самого Насръ-Уллы, по это ничего не прибавляетъ въ весьма посредственнымъ каллиграфическимъ достоинствамъ рукописи.