В гостях у эмира Бухарского

На порог залы церемонно встртилъ насъ тучный содержатель бани и съ почтительными поклонами проводилъ въ особый уголокъ, завшанный, ради скромности, ковромъ, къ заране приготовленнымъ для насъ диванамъ. Тотчасъ же около каждаго изъ насъ, словно изъ земли, выросло по одному банщику, которые проворно помогли намъ раздться, затмъ немедленно обернули вокругъ каждаго такъ называемую «простыню скромности» (лунги) и подсунули подъ ноги деревянныя сандаліи. Посл этого, осторожно взявъ подъ руки и сведя внизъ, они проводили насъ въ темную, какъ бы подземную залу, гд въ первую минуту, за густыми волнами горячаго пара, не видать было даже огоньковъ, теплившихся въ двухъ или трехъ настнныхъ чиракахъ. Но потомъ, когда мой глазъ попривыкъ къ этой полутьм, я разглядлъ, что въ стнахъ залы подланы достаточно широкія и углубленныя ниши, съ каменными скамьями, которыя нагрваются снизу извнутри, чрезъ паровыя трубы, и покрываются для большаго удобства постителей кошмами и простынями. Въ этихъ нишахъ обыкновенно и моются. Кром того, въ разныхъ мстахъ виднлись низенькіе входы, ведущіе въ отдльныя и совершенно темныя каморки, въ род могильныхъ склеповъ, устроенныя для любителей наиболе сильнаго пара, гд, однако, мн показалось до того горячо и душно, что я не могъ выдержать тамъ и полуминуты, рискуя или задохнуться, или умереть отъ удара. Съ этимъ милымъ мстечкомъ, составляющимъ верхъ наслажденій сего бухарскаго эдема, едва ли и нашъ всероссійскій полокъ можетъ, сравняться. Къ счастью моему, банщикъ понялъ смыслъ того тона, какимъ я проговорилъ ему: «яманъ, яманъ!» (не хорошо, скверно) и ощупью поспшилъ вывести меня въ залу, температура которой показалась мн теперь весьма сносною. Здсь усадилъ онъ меня въ одну изъ нишъ, переставилъ поближе чиракъ и приступилъ къ своему длу.

Не стану описывать вамъ въ подробности всхъ продланныхъ надо мною манипуляцій и тонкостей восточнаго массажа, но не могу воздержаться, чтобы не представить, такъ сказать, его общей программы. Начинается операція съ потнья, и когда банщикъ найдетъ, что тло ваше уже достаточно распарилось, онъ принимается разминать и похлопывать васъ и надавливать плечи, ребра, бедра; тянетъ и перебираетъ суставы, встряхивая вамъ руки и ноги, такъ что суставы взаправду, какъ говорится, трещатъ и похрустываютъ, но вамъ отъ этого не больно. Затмъ заставляетъ васъ нагнуться впередъ, чтобы подставить ему спину, и начинаетъ выколачивать по ней дробь, словно котлеты рубитъ ребрами вытянутыхъ ладоней, и тутъ же время отъ времени пощекотываетъ зачмъ-то подъ носомъ и за ушами, а наконецъ, въ довершеніе всхъ этихъ пыткообраэныхъ удовольствій, внезапно вскакиваетъ вамъ на поясницу, упираясь колнами въ спину, затмъ садится на нее верхомъ и принимается по васъ ерзать и прыгать, уминая кулаками ваши бока и лопатки и напряженно проводя большими пальцами вдоль становаго хребта, въ переборку между позвонками. При этомъ еще отъ усердія онъ все время сопитъ и кряхтитъ, и стонетъ. Все это, однако, очень скоро мн надоло хорошенькаго понемножку — и потому я приказалъ ему мыть себя просто; но оказалось, что просто мыть онъ не уметъ, и видя, что искусство его не оцнено по достоинству невжественнымъ кяфыромъ, поспшилъ продлать надо мною заключительный актъ восточной бани, состоящій въ троекратномъ обдаваніи паціента теплою водой изъ большой лохани. Но послднее оказалось горше всего предшедшаго: первая вода, вылитая на мою голову, до такой степени припахивала какою-то вонючею гнилью, что я ршительно воспротивился повторенію надъ собою послдней операціи, и съ брезгливымъ чувствомъ поспшилъ выбраться изъ этого противнаго склепа на свтъ и воздухъ предбанной залы, тмъ боле, что по стнамъ ниши, къ довершенію всхъ прелестей, ползали отвратительныя мокрицы.

Одаривъ тучнаго хозяина шелковымъ халатомъ, а мучителямъ нашимъ выдавъ «силяу», по серебряному рублю на брата мы разстались съ «лучшею» изъ шахрисебскихъ бань. Каковы же худшія!.. Не знаю, какъ на кого, но что до меня, то я въ бухарскія бани больше не ходокъ. Благодарю покорно!

— Нтъ, господа, справедливо замтилъ кто-то изъ нашихъ: — какъ хотите, но лучшія восточныя бани, какія я знаю, это Воронинскія въ Петербург.

На возвратномъ пути эсаулъ-баши повели насъ уже другою, кратчайшею дорогой. По вызд изъ крытаго базара, въ сдельномъ ряду замтилъ я одну небольшую оружейную лавчонку, въ которой между разнымъ хламомъ, въ род кремневыхъ и ударныхъ ружей и пистолетовъ, тульской работы, висло нсколько афганскихъ и хорасанскихъ весьма порядочныхъ клинковъ, дв металлическія литавры (тябли-ризя) и великолпный стальной щитъ старой хорасанской работы, украшенный вязевыми надписями въ медальонахъ и прекрасно-гравированнымъ узоромъ съ золотою насчкой по широкому бордюру. Эти три вещи съ четырьмя лучшими клинками были немедленно пріобртены мною для моей оружейной коллекціи.